Рэй Брэдбери - Зеленые тени, Белый Кит Страница 19

— Ваша светлость, вы слыхали о Бедствиях? Я имею в виду не только войну с кайзером за морем, но наше собственное великое Бедствие и Мятеж, которые докатились и до нас, до нашего городка, нашего паба, а теперь и до вашей усадьбы?

— Многочисленные тревожные события свидетельствуют, что настали тяжелые времена, — сказал его светлость. — Я полагаю, чему быть, того не миновать. Я знаю вас всех. Вы на меня работаете. Кажется, я вам неплохо плачу.

— Несомненно, ваша светлость. — Кейси шагнул вперед. — Просто меняются старые порядки, мы слышали, что большие дома в Таре и особняки в Киллашандре были сожжены в ознаменование освобождения и…

— Чьего освобождения? — кротко спросил старик. — Моего? От тягот содержания этого дома, в котором мы с женой болтаемся, как игральные кости в стакане, или… Ладно, продолжайте. Когда вы хотели бы сжечь усадьбу?

— Если это вас не слишком затруднит, — ответил Тималти, — то сейчас.

Старик, казалось, еще глубже погрузился в кресло.

— О Боже, — пробормотал он.

— Разумеется, — поспешил вставить Нолан, — если вам неудобно, мы зайдем попозже…

— Попозже? Это еще что за разговоры! — сказал Кейси.

— Мне ужасно жаль, — сказал старик. — Пожалуйста, позвольте объяснить. Леди Килготтен сейчас спит, скоро за нами приедут гости, чтобы отвезти нас в Дублин на премьеру пьесы Синга…1

— Отменный писатель, — сказал Риордан.

— Смотрел его пьесу в прошлом году, — сказал Нолан, — и…

— Разговорчики! — сказал Кейси.

Все прикусили языки. Его светлость продолжал говорить хрупким голосом:

— В полночь мы собирались дать у нас званый ужин на десять персон… Нельзя ли… отложить поджог до завтрашнего вечера, чтобы мы могли подготовиться?

— Нет, — сказал Кейси.

— Отложим, — сказали остальные.

— Поджог — это одно, — сказал Тималти, — билеты — другое. Раз уж решили идти в театр, было бы обидно пропустить пьесу, и еду жалко — пропадет зазря, пусть уж лучше ее кто-нибудь съест. А приглашенные гости? Их же не предупредишь.

— Вот именно, — сказал его светлость.

— Да знаю я! — вскричал Кейси. Закрыв глаза, он провел ладонями по щекам, подбородку и губам, а потом сжал кулаки и разочарованно отвернулся. — Нельзя откладывать поджог, такие дела не переносят, как чаепития, черт возьми, а берут и делают!

— Делают, если не забывают принести спички, — пробормотал Риордан.

Кейси подскочил, — казалось, он сейчас ударит Риордана, но под напором неопровержимых фактов немного поостыл.

— Не говоря уже о том, — добавил Нолан, — что хозяйка дома — замечательная леди и ей нужен последний вечер развлечений и отдыха.

— Вы очень любезны, — сказал лорд Килготтен и наполнил его стаканчик.

— Давайте проголосуем, — сказал Нолан.

— Черт! — Кейси мрачно озирался по сторонам. — Я как посмотрю, голоса уже подсчитаны. Ну завтра так завтра, черт вас подери.

— Да благословит вас Господь, — сказал старый лорд Килготтен. — На кухне будут оставлены холодные закуски, вы можете зайти сначала туда, вы наверняка проголодаетесь, поджог — тяжелый труд. Скажем, к восьми часам завтра вечером вас устроит? К тому времени я поселю леди Килготтен в отеле в Дублине. Я не хочу, чтобы она раньше времени узнала, что ее дом перестал существовать.

— Боже, вы истинный христианин, — пробормотал Риордан.

— Ладно, не будем об этом, — сказал старик. — Это уже прошлое, а я никогда не задумываюсь о прошлом. Джентльмены…

Он встал. И, как незрячий святой пастырь, вышел в коридор вместе со стадом, которое побрело за ним, слегка подталкивая друг друга.

Пройдя до середины коридора, почти у двери, лорд Килготтен увидел что-то своим помутившимся боковым зрением и остановился. Повернул назад и в задумчивости остановился перед большим портретом итальянского дворянина.

И чем пристальнее он вглядывался в него, тем сильнее тик заставлял дрожать его веки, губы шевелились.

Наконец Нолан спросил:

— Ваша светлость, в чем дело?

— Я вот думаю, — наконец сказал лорд, — ведь вы любите Ирландию, правда?

— Бог ты мой, конечно! — сказали все. — К чему спрашивать?

— Как и я, — мягко сказал старик. — А любите ли вы все то, что есть в Ирландии, на ее земле, — ее наследие?

— Это тоже, — сказали все, — несомненно!

— Меня волнуют такие вещи, — сказал его светлость. — Это портрет кисти Ван Дейка. Старинный, очень изысканный, очень важный и очень дорогой. Это, джентльмены, национальное художественное сокровище.

— А-а, вот оно что! — сказали все нестройным хором и столпились вокруг посмотреть.

— Боже, — сказал Тималти, — какая работа!

— Как живой, — добавил Нолан.

— Обратите внимание, — сказал Риордан, — его глаза поворачиваются вслед за тобой, откуда бы ты ни смотрел.

— Жуть, — сказали все.

И собрались уже двинуться дальше, но его светлость сказал:

— Вы отдаете себе отчет в том, что это сокровище в действительности принадлежит не мне одному, не вам, а всему народу, как драгоценнее достояние, и завтра вечером оно сгинет навечно?

Все разинули рты. Как же они не догадались!

— Спаси нас Господь, — сказал Тималти. — Как можно!

— Сначала мы вынесем ее из дома, — сказал Риордан.

— Постойте! — закричал Кейси.

— Благодарю вас, — сказал его светлость, — но куда вы ее денете? Под открытым небом ветер изорвет картину в клочья, дождь вымочит, град исхлещет. Нет, нет, может быть, лучше ее сжечь побыстрее…

— Ни в коем случае! — воскликнул Тималти. — Я сам отнесу ее домой.

— А когда великое противостояние закончится, — сказал его светлость, — вы передадите этот бесценный дар Искусства и Красоты, пришедший к нам из прошлого, новому правительству?

— Э-э… все картины до единой, — сказал Тималти.

Но Кейси, не сводивший глаз с исполинского холста, поинтересовался:

— А сколько весит эта махина?

— Полагаю, — слабым голосом ответил старик, — от семидесяти до ста фунтов.

— Ну и как, черт возьми, мы дотащим ее к Тималти? — полюбопытствовал Кейси.

— Мы с Брэннэхемом отнесем это сокровище, — ответил Тималти, — а если потребуется, ты нам поможешь, Нолан.

— Благодарные потомки вас не забудут, — заверил его светлость.

Они двинулись дальше по коридору, и тут его светлость остановился перед двумя картинами.

— Здесь изображения двух обнаженных женщин…

— Да уж! — сказали все.

— …работы Ренуара, — закончил старик.

— Значит, их автор — французский джентльмен? — спросил Руни. — Извините за выражение.