Анна Фенх - Ружья еретиков Страница 19

– Я учту, – младший научный сотрудник сдержал улыбку.

– Скажи, Ким, этот ваш обмен любезностями никогда не сказывался на рабочем процессе? – Чейз внимательно посмотрел на мальчишку.

– Профессор сказал вам о Призраке? – Ким покачал головой. – Нет, мы не вредили работе, господин лейтенант. Это довольно невинные розыгрыши, вроде той шутки с чаем, которую вы сейчас наблюдали.

– Призрак?..

– Ну, этот вредитель. Саботажник. Мы с Хрегом зовем его «Призрак», потому что никто его не видел. Расскажите про разведку. Вы когда-нибудь были на секретном задании?

Киму было положительно все интересно. Этот голубоглазый вундеркинд слушал самые обычные служебные анекдоты с открытым ртом, именно из-за этого Еретик решил, что парень его дурит, хотя найти такого благодарного слушателя большая удача для того, кто любит поговорить. Хрег в мальчишке, должно быть, души не чает. И, судя по всему, это вполне взаимно, Ким о старшине говорит тепло, даже с большим чувством, чем о Шеклу, которому обязан всем. В том числе, должно быть, и жизнью.

– Я тоже очень хотел бы стать разведчиком, – сообщил Ким, допивая свой чай. – Хоть какое-то разнообразие в делах.

– Что, замечаешь, как твоя конструкция становится слишком стабильной, и опасаешься стать фактором константы? – поддел мальчишку Еретик, и тот рассмеялся.

– Пожалуй, что так. Мне здесь становится скучновато. Нужно поскорее завершить проект и выиграть войну, чтобы я мог наконец заняться чем-нибудь другим, а не этим излучателем и безмозглыми добровольцами.

Еретик даже рассмеялся от неожиданно-сти:

– В целом это неплохой план, думаю, мы скоро приведем его в действие. Хотя должен заметить, что мечтать о прекращении войны только потому, что тебе на ней скучно, это с твоей стороны так…

– Инфантильно, да, господин лейтенант? – с готовностью предположил Ким. – Или же безответственно?

– Глупо. Но если тебе больше нравится слово «инфантильно», то, конечно, пусть будет так, я не возражаю. Мерить все на свете только категориями «скучно» и «весело» – удел людей недоразвитых, пустых разумом и душой.

Ким обиделся. Он сначала плотно сжал, а затем надул губы, насупился и глянул на Еретика исподлобья.

– Не валяй дурака, – не меняя интонации, сказал Еретик, – тебе двадцать лет, ты младший научный сотрудник на секретной научной же базе. Я вижу, что все твои товарищи по работе старше тебя как минимум лет на десять-пятнадцать и видят в тебе талантливого ребенка, но это не повод подыгрывать им и все время строить из себя пятилетнего.

Ким задумался и затем кивнул, сгоняя с лица обиженную маску.

– Да, вы правы, господин лейтенант. Я привык, что ко мне относятся как к малолетке. В этом есть минусы, конечно, но и плюсов достаточно.

– Тебе достается больше всего конфет?

– Мне достаются вообще все конфеты! – воскликнул Ким и зловеще захохотал, как главный злодей из страшного фильма.

Такой Ким Еретику понравился.

– Профессор говорил, ты много болел в дет- стве.

– Нет, – протянул Ким, – не много. Я постоянно болел в детстве. С трудом припоминаю два или три раза, когда я был совсем здоров и меня брали на прогулку. Удивительно не повезло мне с этим воплощением, совсем хлипкое. Надеюсь, следующее будет получше.

– Веришь в перерождение души? – удивился Еретик.

– Да, – охотно согласился Дасаи и продолжил ухмыляясь, – потому что это…

– Весело? – закончил Еретик за мальчишку, и тот кивнул.

– Да, уверен, что так. Наверное, вы в прошлой жизни были охотником. Вы ведь, наверное, как все разведчики, любите стрелять?

– Не уверен, что все разведчики такие маньяки-стрелки, как ты воображаешь, Ким. Да и я, если откровенно, не сказал бы, что люблю, – ответил Еретик.

– Тогда это и есть лучшее доказательство! – важно кивнул Ким. – Вы ведь всю прошлую жизнь непрестанно стреляли, и стреляли, и стреляли. Разумеется, вам это ужасно надоело.

– И кем же был ты? – поинтересовался лейтенант.

– Наверное, пожарным. Или погорельцем, – предположил со вздохом Ким и пояснил, не дожидаясь вопроса: – Ужасно боюсь огня. Больше всего на свете. Мне иногда даже снится, как я горю в огне, а потом просыпаюсь с тахикардией…

– Все чего-нибудь боятся, – Чейз составил оба стакана на поднос. – Ты отнесешь посуду в столовую, а я пойду сунусь в логово к старшине. Как понял, боец?

– Понял!

– Так точно, господин лейтенант, – поправил парнишку Китт.

– Так точно, господин лейтенант, понял!

Распрощавшись таким образом, они разошлись на перекрестке очередного коридора.

Старшина сидел в своем «логове», пел что-то на незнакомом Чейзу языке, одновременно и звонком и шипящем, и чистил автомат. Еретик уже знал нехитрую философию Хрега: не знаешь, чем заняться, – чисти автомат. Чувствуешь, что пришла пора почистить автомат, – чисти автомат. Сомневаешься, нужно ли чистить автомат, – чисти автомат. Не было на свете ситуации, в которой не потребовалась бы немедленная чистка автомата, разве что разгар боя, прибавление в семей-стве или, по собственной мифологии старшины, обед.

– Опять чистишь? – сказал лейтенант Китт вместо приветствия. – До дыр протрешь скоро, будет как дуршлаг. Дробовик «Хрег» из серии перспективных видов вооружения. Стреляет во все стороны разом. Выбор уважающего себя смертника.

– Чистика умиротворяет, – невозмутимо ответил Унару. – Почему бы и не почистить, если душа во время этого в свои пазы входит?

Старшина уже отделил возвратный механизм и теперь нежно и аккуратно отделял затворную раму. Все у него выходило неторопливо и ловко, каждая часть механизма ложилась на стол четко и ровно, будто у каждой детали было свое определенное место. Будто на столешнице инструментом для выжигания были нанесены контуры – вот возвратная пружина, вот затвор, вот рама, вот газовая трубка, вот цевье.

– Что ты поешь? – Еретик сел так, чтобы не мешать старшине и не заслонять свет.

– Старая горская песня, – Унару прошелся внимательным взглядом по всем деталям, лежащим на столе, словно пересчитывая, все ли здесь, все ли на месте, ничего ли не расползлось по углам. – Дед научил, часто пел ее, помню. Хорошая песня, я тоже всегда ее пою, когда нужно о чем-то подумать или когда думать ни о чем не хочется.

– На все случаи жизни, значит, – Еретик подал старшине кусок ветоши. – Совсем как чистка твоего автомата.

– Потому они и ходят парой, – ухмыльнулся старшина.

– А перевод у этой песни есть?

– Перевод-то? Массаракш, дай-ка подумать…

Унару пожевал губами, почесал щетину на щеке и проговорил негромко:

Какую бы дверь я ни открыл,

Завтрашний день смотрит мне в глаза,

А вчерашний день дышит в затылок.