Эйнштейн - Роман Горбунов Страница 2

Незнакомый голос возле его уха пробудил ученого, эти звуковые колебания вызвали космическое цунами, которое снесло от него вдаль все планеты и звезды. Космос его отторгал, будто выталкивал из пещеры на свет. Он стал медленно возвращать в действительность, голоса репортеров становились громче, блаженство внутри все меньше, а стрелки часов на часах швейцара замедляться. Голова переставала кружиться. Он обернулся и увидел швейцара стучавшего по своим наручным часам пальцем. В воздухе что-то повисло.

– Здравствуйте. – С большим почтением и даже нежностью обратился к нему ученый. – Куда вы говорите нужно пройти? Не могли бы вы меня проводить? А то я тут заблудился. Я был бы вам признателен.

– Да, да! – Встревожился швейцар, и был немного польщен такой любезностью. – Прошу за мной.

От лавины вспышек и назойливых вопросов, ему пришлось тут же зажмурить глаза, и скрыться в вестибюле ратуши, куда вход репортерам был строго запрещен. За его спиной закрылись стеклянные двери, через которые все еще доносился шум прессы, будто кто-то перебирал старый чулан, высыпая на пол то один чемодан, то другой. Он чувствовал, как не опуская внимания, его спину и затылок жгли десятки пронырливых лучей фотокамер. Голоса их через стекло звучали так же беспомощно как крики рыбок в аквариуме. Они с бешенством стучали кулаками по толстому стеклу вестибюля, который был заблокирован от их прохождения. Швейцар у входа закрыл перед ними двери, в то время как, ученый маленькими шажками похожими на пингвина, уже направлялся к старинному портрету. Эта была походка уставшего от внимания человека, которого вернули с другой планеты на Землю. Космическая пыль еще была на его ресницах. На полпути его догнал запыхавшийся швейцар и взяв аккуратно за локоть направил в другую сторону: «Прошу вас, сюда господин Эйнштейн». Ученый податливо развернулся и поплелся за провожатым, который явно шагал шире и быстрее его. Швейцар не мог поверить, что этот неуклюжий и постоянно теряющийся в пространстве простачок, мог своими теориями перевернуть жизнь миллионов людей, в том числе и его. Кто бы мог подумать, что такие люди когда-либо станут популярными, ведь сам он, будучи в школе был успешным молодым человеком, капитаном сборной по футболу, уважаемым во всем квартале, и таких как Эйнштейн он просто не переносил на дух, за их отстраненность и мечтательность. А сейчас ему приходилось вести его за руку на церемонию вручения Нобелевской премии.

Зал был полон людей, все были во фраках с бабочками и черных костюмах. Все общались друг с другом, элегантно и высокомерно, подняв подбородки, и значительно кивая ими в знак согласия. Гул стоял на весь огромный зал, потолки были крайне высокими, и напоминали римский амфитеатр. Шаг ученого замедлился, ему показалось, что он снова попал в общество, похожее на то, которое только что удалось избежать. Будто репортеры перебрались теперь в этот зал, и уже сидя на своих местах ждали его. Пока он шел к трибуне, он материально чувствовал на себе чужие острые аристократические взгляды, будто его пиджак мялся от их прикосновений. За его спиной слышались громкие перешептывания на разных языках мира, некоторые не стесняясь показывали на него пальцами, иногда он слышал привычный и ехидный смешок, который преследовал его с самого раннего детства. Эти утонченные аристократы смеялись над его неуклюжей походкой, сутулой научной спиной, неряшливой прической, и безмятежному детскому лицу. Он казался им забавным и немного чокнутым профессором, случайно открывший свои теории во сне. Все это было для него не ново, и ко всему этому он давно уже привык, но каждый раз когда его разглядывали со всех сторон, он чувствовал себя так, будто шел по горящему мосту над озером, кишащем крокодилами. Все эти сплетни и презрительные взгляды, были для него слишком земными и грязными. А он давно чувствовал себя человеком космоса, человеком другого мира и других планет, и это его всегда успокаивало. Он глянул на потолок и увидел нависшие под ним знакомые звезды и космическую пыль. Еще несколько ступенек и он стоял уже у микрофона, и разглядывал эту толпу с пьедестала. Несмотря на все прошлые обиды и комплексы, он был рад такому случаю, когда они его слушали, и даже прислушивались. Он ждал, когда шум в зале затихнет, но они не обращая внимания на него, продолжали перешептываться. Он смотрел прямо в глаза на самых шумных и громко говорящих, и просто молча и невинно улыбался.

– Добрый день, уважаемые дамы и господа. Я рад, что вы меня пригласили на эту церемонию и вручили такую желанную для каждого ученого награду. Я понимаю, что в этот важный момент я должен что-то сказать очень важное. Но я не подготовил для этого ни одной записи, поэтому буду говорить то, что во мне присутствовало изначально. Исходя из того, что большая часть собравшихся тут, это мои коллеги ученые, я хотел бы поднять вопрос о методологии познания окружающих нас истин. Я расскажу вам то, в чем был уверен с самого раннего детства: – Он сделал театральную паузу, разглядывая зал по кругу, а затем продолжил. – «Воображение важнее логики, потому что логика конечна, а воображение ничем не ограничено». – В зале раздались единичные аплодисменты, но тут же затихли. – Именно благодаря воображению я открыл те законы, которые скрыты от наших глаз. При этом, под логикой стоит понимать весь набор из букв алфавита, множества определенных слов, цифр и формул. В то же время, воображение представляет собой бесконечный простор образов и ассоциаций с реальностью, переплетающихся друг с другом разными связями. – Он замолчал, оглядывая зал, который иступлено молчал. – Иногда не все, что понимает воображение, можно выразить с помощью слов или цифр, и это важно признавать до того, как мы пытаемся что-то понять. – Он прокашлялся. – Если человек мыслит словами, то он не может мыслить дальше этих слов – пределов своего словарного запаса, то есть он им ограничен. В то же время, если человек мыслит образами, то его образы и выводы ничем не ограничены.

В зале включили дополнительный свет и внезапно голос выступающего стал громче. Видимо техники поправили оборудование или подключили новое. Слышно было как дышит ученый, словно лодка на волнах. Вдалеке у самого выхода он заметил швейцара, который его сюда вел. Он стоял прислонившись