Леон Гвин - Последняя надежда Страница 2

Представьте себе молодую женщину, которая не работает, потому что этого не хочет муж, домашнее хозяйство ведет безропотно, одевается, советуясь с благоверным, читает, что он велит, никуда без него носу не кажет, говорит только "да"... превосходно! Ей не нужны комплименты, прекрасно! С ней можно не обсуждать проблем, а споры, ссоры, примирения, война полов - это для других. Она просто есть в доме, рядом с вами... отлично! А когда дома нет вас и вся домашняя работа переделана, она вяжет или, творческая натура, пишет романтические повести о любви в средние века. Не таковы ли были их доэмансипационные прабабушки? Одна беда держит кошек.

И еще странность - громадная несуразная кукла сидела на нашем диване, и ей шились всевозможные платьица, чепчики и прочие принадлежности туалета. По ночам ее убирали в шкаф, и тогда я чувствовал, что мое спокойствие по-прежнему при мне.

Любовь в ее коротких однотипных повестях ничем не кончалась - либо он, либо она погибали. Но в жизни Симона цвела. Она похорошела так, как может похорошеть женщина, утратившая хрупкость девичьих форм, но сохранившая юное изящество. Даже глаза у нее как-то посветлели.

Однако меня провести трудно. И как бы мне ни хотелось удачного исхода эксперимента, победного отчета, а затем к о м п л и ц и ф и к а ц и и внутреннего мира, новой программы, - прежде всего я честно выполняю свои функции. Я не мог дать ей столько солнца, сколько светилось с недавних пор в ее прежде робком, сумрачном взгляде. Значит...

Я подстерег их по всем правилам, как полагается у людей. Он оказался здоровенным парнем с глупой веснушчатой рожей и лапами кузнеца. Родом из Лироны. Сошлись веснушками! Когда я с ним поздоровался, он смутился, как студент в прихожей у профессора. "Вы чего?" - спросил он. - "А ты чего?" - "Ну", - сказал он. - "Оставь ее в покое, пожалуйста. Ты мне мешаешь", - попросил я. "Она мне пишет", - сказал он гордо. "Лю-бит?" спросил я с тревогой. - "Она не для вас", - сказал он, краснея. "Что же будет?" - спросил я. "Мы уезжаем в Лирону", - ответил он. - "Когда?" "Завтра". Пока мы с ним беседовали, Симона тихо взирала на нас своими глубоководными глазами.

Это не объясняет, конечно, почему я сейчас сижу в купе, один, и жду отправления поезда, который сам выбрал. Возможно, этому вообще нет объяснения, хотя такие штучки ЕС-01 не подобают.

Пахнет дерматином, из коридора доносятся обрывки разговоров. Отодвигается дверь - и на пороге показывается вежливая физиономия стареющего... по-моему, инженера. Из тех людей, что протирают штаны за кульманом и ходят на работу с унылым цилиндрическим футляром, а во время перекуров сплетничают о личной жизни коллег и обсуждают проблемы служебных взаимоотношений. Оч-чень приличный человек, под глазами мешочки, аккуратно выбрит, тонкие губы растянулись в заискивающей улыбочке. Только вот как он сюда попал, в этот вагон? Очевидно, опаздывал на поезд и вскочил в последнюю секунду, а наши проглядели. Так и есть, вагон дергается - едем. Переходник между тамбурами, последним и предпоследним, наглухо задраен. Ну-ну...

- Разрешите?

- Сделайте одолжение.

Теперь инженер весь в дверном проеме, как в зеркале: костюмчик вычищен, брючки отутюжены, ботиночки сияют - в командировку собрался. Вот и портфельчик, вернее, папка на молнии. Представляю: там носки, сорочка в магазинной упаковке, аэрозоль для снятия с лица щетины и куча деловых табуляграмм. Сию минуту поинтересуется, еду ли я до конца, дадут ли чай и т. д. и т. п. И потом начнет исповедоваться. Люблю, когда люди мне исповедуются. Это пополняет банк данных. Время у нас есть.

Инженер улыбается глазами, мешочками, губами, переносицей. Душка.

- Притушите свет, - говорю я.

- Будете спать? - заботливо спрашивает инженер. Он только что присел, но тотчас вскакивает. - Если я вам мешаю, могу выйти в коридор. Если что, вы скажите.

Ничего не говоря, достаю из своего пузатого портфеля "ретро" два нектара, откупориваю.

- Выпейте со мной!

- Пожалуй, - неуверенно говорит он и хватает свой сосуд. На все готов, лишь бы меня не огорчать.

- Как вас зовут? - спрашиваю я с невозмутимостью истинного психолога.

- Роберт. А вас?

- Ну, скажем, Оскар, - холодно отвечаю я.

Шутка. Сейчас он произнесет - "очень приятно".

- Очень приятно.

- Вы ведь инженер?

- Да. Как вы угадали?

- А я психолог.

- Э-э... в каком смысле?

- В прямом. Это моя профессия. Преподаю на кафедре психологии в университете.

Он радостно смеется. Радостно и, пожалуй, с облегчением. Слава богу, его случайный попутчик - интеллигентный человек, не вор, не грабитель какой-нибудь.

И мы пускаемся в нудные рассуждения об особенностях различных профессий, о зарплате, премиях... Скучно. Он садится на своего конька и принимается обсуждать должностные инструкции их конторы: кто какие обязанности несет, кто какими правами облечен... начальники... подчиненные... взаимоотношения... делегирование полномочий...

Скоро сосуд его пуст. Разговор переключается на более интересную тему. Глазки инженера загораются любопытством.

- Вы женаты?

- Был. Еще три дня назад. Был. Ну, а ты? - в свою очередь спрашиваю я, ломая наконец этим местоимением разгораживающий нас барьер.

- Слава богу, у меня пока все в порядке, - вздыхает он.

- Порядок? - удивленно замечаю я. - Может быть, гармония? Слияние душ?

- Ну уж... - несколько обиженно отвергает он это предположение. - Но зато все как у людей. Дом, жена, ребенок. По-человечески.

- И любовные письма друг другу пишете?

Лицо моего спутника вдруг становится суровым, замкнутым и - старым. Он окидывает меня изучающим взглядом. "Вы не тот, за кого себя выдаете", как бы говорит этот взгляд.

- А ты, Оскар, пишешь ей письма? - цедит он сквозь зубы.

- Увы, - смеюсь в ответ. - Увы и ах. Не было повода. Не писал.

- Странные вещи бывают на свете, - качает головой инженер. - Чудеса.

- Наука не признает чудес.

- Не скажи... Недавно, представь себе, я тоже ехал в этом поезде, в таком же купе и также с одним попутчиком.

- С психологом, конечно, - шучу я.

- Нет, Оскар. С нечеловеком.

- С кем? С кем?

- С нечеловеком. Если хочешь знать, я убедился в этом по одной детали.

- Не может быть, - быстро говорю я и машинально убираю руку за спину.

- Может, - убежденно замечает Роберт. - Меня не проведешь. Хотя, конечно, если кому рассказать - не поверят, сочтут сумасшедшим... Между прочим, у нас с ним тоже зашла речь о любовных письмах.

- Так, так, так, - приговариваю я; это становится интересным. Жаль, божественного нектара больше нет. Но есть безалкогольный экстракт дезоксирибонуклеиновой кислоты.

- Я не буду, - хмурится инженер при виде плоской фляги.

- Со мной?!