Вячеслав Морочко - Ужас и счастье прикосновения Страница 2

- Кажется я готова, - отплевываясь, простонала она. Руки ее онемели. Движения стали судорожными. - Что значит "готова"? - вдруг рассердился рыжий. Его почти сросшиеся на переносице брови напоминали бурые водоросли. - Залезайте с кормы и ложитесь! - скомандовал он. - Не залезть мне, - виновато призналась Маша, чувствуя, что вот-вот сведет ноги. - Как это "не залезть"?! - крикнул он у самого ее уха. - А ну, живо! А то рассержусь! - Это было непостижимо: не слова и даже не интонация голоса, а коснувшиеся ее руки вдруг вернули ей силы, и Маша ухватилась за борт. - Не подтянуться мне... - стонала она, отворачиваясь от бьющей в лицо волны. - Дайте ногу. Не выпускайте кормы! Подтягивайтесь! Вот так. Ну что, легче? Маша легла грудью и, тяжело вползая, уже там, в шлюпке, погружалась в воду. - А теперь вычерпывайте! - приказал рыжий. - Вычерпывайте! Я не машина держать! Она хватилась, что черпак - за бортом. Попробовала дотянуться, но испугалась, что лодка опять зачерпнет, сжалась в комок, затем, потянувшись, достала таки деревянную ложку, когда волна подтолкнула ее ближе к борту, и принялась вычерпывать, опираясь рукой и ногами о дно. Потом, поднялась, догадавшись, что можно сидеть. Работала исступленно, чувствуя что человек за бортом держится из последних сил. Это подтверждалось его молчанием. - Дайте руку! - крикнула она. - Ступайте вперед! Вперед, я сказал! - крикнул рыжий, откашливаясь. Он медленно вползал на корму. Отдыхал, снова полз. Потом замер без сил. Широкое лицо его то багровело, то становилось синим. - Я помогу вам, - сказала Маша, перелезая к нему. - Не шевелитесь! - прорычал он, хватая ртом воздух. Из груди вырывался хрип. Наконец, подтянув ноги, он сел. Какое-то время сидел без движения, потом неожиданно заговорил: "Вот это встреча! Всю жизнь мечтал побывать на море! Только вчера прилетел. Я раньше еще не видел сразу столько воды!" - Неужели отец не возил вас на пляж?! - удивилась Маша. - Отца мы почти не видели. Бывало появиться, крепко прижмет, ощупает, что-нибудь спросит, убедится что у нас все на месте - ноги, руки и прочее, как у людей, и снова исчезнет... Ладно... - прервал он воспоминания, взглянем, что мы имеем. - Весло - доложила Маша, - и черпачок. - Черпак это вещь, - сказал рыжий, вынимая единственное весло из уключины. - Что бы мы делали без черпака? - Он устроился на корме и стал потихоньку грести то слева, то справа. - До лодочной станции засветло не добраться, - подумал он вслух. - Успеть бы - до берега. - Не успеем: - сказала Маша, - здесь короткие сумерки. Она сидела, скрестив на коленях руки. Море совсем успокоилось. Багровое око солнца почти касалось воды. На горизонте вспыхнул маяк. - Все-таки я везучая, - думала она. - Это чудо, что мне посчастливилось встретить его в человеческом муравейнике, где имя, адрес, профессия - все спрессовано в индексе - наборе цифр, без которого не отыщешь теперь даже близкого человека. Она заметила, вдруг, что рыжий разглядывает ее руки. Но не спрятала их, а улыбнулась - "пусть смотрит".

Из-за мыса выскочил глиссер. Он летел, едва касаясь воды. - Наверное за нами, - предположила Маша. Описав дугу, глиссер заходил со стороны солнца. Человек на корме перестал грести, положил весло. В вечернем свете его рыжие волосы казались еще рыжее. Глиссер несся беззвучно. За штурвалом во весь рост стоял богатырь в красных трусах. На фоне солнца его фигура казалась вылитой из бронзы. - Артист! - засмеялась Маша. - Есть вещи забавнее, - сказал рыжий. - Еще вчера мне бы и в голову не пришло, что я продержусь на воде хотя бы минуту.

* * *

После душа она задержалась в салоне-гардеробе лодочной станции. Обычно Маша надевала первое, что предлагал модельер-автомат. Но сегодня выбор вечернего платья стал вдруг проблемой: ей не хотелось "выглядеть пресно". Она потратила на туалет уйму времени и осталась собой недовольна. Рыжего Маша увидела в холле. В одежде он показался ей старше. Впрочем, после всеобщей ретемперации, о возрасте стало трудно судить. Молодость продолжалась теперь до восьмидесяти, но то, что начиналось за ней, отнюдь еще не было старостью, - а долгой прекрасной порою зрелости. - Сейчас он другой, - отметила Маша. - Пожалуй, он даже красив... Да что я?! Он просто чудо!

Подкравшись на цыпочках, Маша легонько притронулась к бритой щеке и отдернула руку. Рыжий вскочил, покраснел, почему-то стал извиняться: "Простите. Кажется, я задремал... Всю ночь слонялся по берегу: Не мог спать." - И вы извините, - призналась она. - Ужасно хочется есть! Предлагаю поужинать в старой харчевне "У поющих фонтанов". Минут через пять они уже выходили на площадь, которая примыкала к большой магистрали, Приморскому парку, аллее фонтанов и Городу Древних Башен. Под ногами лежала экзотика: разноцветная плитка, брусчатка, асфальт. Над головами торчали архитектурные памятники второго тысячелетия. Их стены хранили гулкое эхо. Внизу они были одеты хрупким стеклом. В древности люди приобретали здесь нужные вещи. Теперь витрины были превращены в многоцветные витражи, придававшие улицам романтический вид. Здесь высились громадные здания из стекла и бетона - символы той эпохи, когда человек делал первые шаги в небо. Большинство этих монстров давно пришло в ветхость. В них не было даже крыс и мышей. Кое-где взамен старых, снесенных, построили совсем новенькие бутафорские небоскребы с несчетным количеством окон. Мегаполис гордился своим архитектурным заповедником, превращенным в место пешеходных прогулок. За границею площади, за светящимся обрамлением магистрали непрерывным потоком с легким шелестом проносились едва различимые транспортеры. Мимо сказочных нагромождений магистраль уходила туда, где в тиши садов раскинулся почти необъятный сегодняшний город.

Маша уже держала рыжего под руку. Она шла и думала: "Наверно и сто и четыреста лет назад вокруг фонарей вот так же вились тучи бабочек, а между шпилями кралась луна. Сколько людей тут прошло! Но может быть мир дожидался только его одного, а сама я со своими капризами и диссертациями жила тут с единственной целью чтобы сегодня пройти рядом с ним." Маша замедлила шаг, испугавшись, что с ней ему скучно. Он вдруг ответил на беззвучный вопрос: "Вы славная, с вами приятно молчать." Не разжимая губы, она пыталась изобразить шутовскую гримаску, но не выдержала, - вспыхнула, засветилась радостью. Возле пальмы на краю площади в ноги им бросился темный живой комочек. Маша нагнулась. Перед ней на теплом асфальте гарцевал уличный кун - веселый беспризорный щенок на тонких козлиных ножках. - Какой милый! - залюбовалась Маша. Кун стрелял черными глазками и вертелся, вертелся, не мог ни секунды прожить без движения. Короткая бурая шерстка искрилась в лучах фонарей. Это был очень юный представитель вида, пришедшего в свое время на смену славного племени собак. Куны оказались сильнее, понятливее и жили значительно дольше. Когда-то, подобно дельфинам, их чуть было, не причислили к лику разумных. И хотя этого не случилось, люди и куны остались друзьями. Чувствуя, что на него обращают внимание, зверек вертел хвостиком. - Ах ты плутишка! - сказал человек, опустившись на корточки. - Где твоя мама? Прислушиваясь, кун шевелил ушками, видимо, что-то соображая. - Обождите здесь, - попросила Маша. - Я мигом. Только сообщу домой, чтобы не волновались.