Геннадий Мельников - Цирк уехал, а клоуны остались Страница 2

Приняв это решение. Цезарь Кондратьевич отнес мусорное ведро на кухню и успокоился до следующего дня.

Назавтра Цезарь Кондратьевич добыл пять бутылок и присовокупив к ним те шесть, что были за газовой плитой, отнес их в приемный пункт. На полученные два рубля - одну бутылку забраковали - он купил неизменную булку хлеба, пачку маргарина и... три электрические лампочки.

За два дня до пенсии в коробке из-под телевизора лежало всего лишь четыре лампочки, а в хлебнице черствый кусок хлеба. В одиннадцать часов Цезарь Кондратьевич, как обычно, умер и приборы вновь, как обычно, фиксировали непонятные радиопомехи. Затем конвульсии, уже привычная операция с пластмассовым ведерком, но на этот раз произошел сбой в четко налаженной процедуре: в ведре лежало четыре лампочки, а требовалось двенадцать.

Три лампочки Цезарь Кондратьевич выкрутил в комнате, на кухне и в ванной. Итого семь. Раздавив их в ведре, ожил, походка его сделалась менее дерганой, но все еще напоминала походку сильно выпившего человека.

Одевшись, как обычно он одевался для улицы, Цезарь Кондратьевич вышел на лестничную площадку. Лампочка над электрощитом, горевшая круглые сутки, находилась под самым потолком. Цезарь Кондратьевич возвратился в квартиру, и, порывшись в захламленном встроенном шкафу, достал оттуда неизвестно каким образом попавшую к нему рейсшину. Снова вышел на площадку. Постояв несколько секунд неподвижно, прислушиваясь не шаркает ли кто подошвами по лестнице, и не слышно ли голосов за дверьми соседей, размахнулся и стукнул рейсшиной по лампочке. Посыпались осколки, погас свет. Для верности он еще раз ударил по цоколю, а затем, присев, начал втирать ладонью стекло в бетон площадки.

Звякнула цепочка за одной из дверей, Цезарь Кондратьевич, опираясь о перила, торопливо, цепляясь каблуками о ступени, поспешил вниз.

Девятую лампочку Цезарь Кондратьевич разбил во втором подъезде. На десятой его задержали. Сбежались жильцы, позвонили в милицию, которая приехала, на удивление, почти сразу.

Оперативники отвезли (теперь уже гражданина) Недосекина в ближайший районный пункт правопорядка и сдали дежурному лейтенанту, который без лишней волокиты приступил к оформлению протокола.

- Фамилия, имя, отчество, год рождения (пенсионер?), адрес...

Цезарь Кондратьевич отвечал на вопросы, а сам, бледнея, заваливался на спинку стула.

- Вам плохо? - засуетился лейтенант и звякнул графином о стакан. Выпейте воды!

- Не нужно, - прошептал Цезарь Кондратьевич. - Разрешите вот только...

Задержанный протянул руку к настольной лампе, - лейтенант даже не успел среагировать на это движение, - хрустнул баллон электролампочки, осколки посыпались на полированный стол и бумаги.

- Прекратите хулиганить! - крикнул лейтенант. - Карпов!

Это он позвал кого-то из соседнего кабинета. Вошел рослый сержант.

- Ты посмотри, что этот папаша вытворяет! - указал он на Цезаря Кондратьевича.

- Извините, - тихо сказал тот. - Иначе я не мог... Поверьте... Сейчас мне лучше.

Лейтенант и сержант в недоумении переглянулись.

- А теперь можно и выпить, - ожил задержанный и взял стакан с водою, но не сразу поднес его ко рту, а зажал между ладонями, будто грея озябшие руки о стакан с чаем.

И здесь произошло совсем уж непонятное: из стакана неожиданно потянулась вверх резвая струйка пара и раздалось характерное бульканье кипящей жидкости. Цезарь Кондратьевич взял стакан двумя пальцами и приподнял его на уровень глаз, чтобы присутствующим было видно, что вода кипит без обмана.

- Мне противопоказано пить холодную воду, - сказал он и медленно выпил кипяток. Чтобы не испортить полировку стола, Цезарь Кондратьевич пустой стакан поставил на подоконник.

- Клоун, - вытаращив глаза с тихой радостью произнес сержант и, дотронувшись до стакана, отдернул руку. - И правда, горячий!

- Это не фокус, молодые люди, - сказал Цезарь Кондратьевич. - Это слишком даже серьезно. И дальнейший разговор, вернее - монолог, мне удобнее будет записать на пленку, или бумагу (как вам будет угодно).

Лейтенант предпочел бумагу, так как магнитофона в районном пункте правопорядка не было, да и смешно, чтобы он там был. Он протянул задержанному листок бумаги и шариковую ручку, которую тот не взял. Цезарь Кондратьевич сделал несколько маховых движений ладонью по листу бумаги, будто стряхивая с него невидимые пылинки, и поднял лицо на лейтенанта.

- Еще, пожалуйста, один листик...

- А вы... - начал было лейтенант и осекся: лист на столе перед Цезарем Кондратьевичем был полностью заполнен ровными строчками типографского шрифта.

У старшины, смотревшего через плечо лейтенанта, отвисла челюсть.

- Вот это да! Цирк да и только...

Лейтенант вытащил из ящика стола несколько листов бумаги и протянул их Цезарю Кондратьевичу.

- Нет, спасибо, мне хватит и одного, - поблагодарил он лейтенанта и через две-три секунды он также был заполнен, как и первый, но только на три четверти.

- А этот для меня, пожалуйста, - умоляюще попросил сержант, подавая третий лист.

- Сколько угодно, - весело сказал Цезарь Кондратьевич и выполнил его просьбу.

- Не будем отвлекаться, - строго заметил лейтенант и, взяв все три листа, стал читать:

"Цезарь Кондратьевич Недосекин скончался девятьсот восемьдесят два дня назад на семьдесят первом году жизни, и я занял освободившееся тело, успев списать его интеллект до наступления второго порога клинической смерти.

Кто я? - мне неизвестно. Очевидно, в моей осведомленности не было необходимости. Скорее всего - я автомат, робот, предназначенный для выполнения четко поставленной задачи: сбор информации, характер которой мне так же не определен. Я не знаю сколько лет, может даже тысячелетий, назад меня оставили на Земле: по совершении очередного перехода в новое тело, я забываю о предыдущем.

Так и сейчас, используя запись интеллекта Цезаря Кондратьевича, я обязан командовать его телом таким образом, чтобы никто не заподозрил что-то неладное в его поведении, не догадался, что он мертвец. Вот поэтому я и предпочитаю тела одиноких людей, поэтому и обхожу стороною, стараюсь по крайней мере, собак, которые каким-то чувством угадывают, что я не человек.

Для поддержания жизнедеятельности оболочки, я должен был обеспечивать ее едой, теплом, сном... и так далее. Моя же субстанция - это пакеты волн, невидимые и неосязаемые, как ваши радиоволны, которые можно принять за грубую мою модель.

Для передачи информации я ежедневно перестраиваю организм Цезаря Кондратьевича в своего рода разрядник-излучатель, а для этого мне необходим определенный количественный и качественный набор химических элементов. Почти все они оказались в теле Цезаря Кондратьевича, недостающие я пополнил, изменив рацион питания. Все было отлажено, работало четко. Но произошел сбой, скорее всего - разладилось что-то в моей схеме, и мне потребовался вольфрам, вернее его изотоп 180. В земной коре его по сравнению с другими элементами ничтожное количество. Поступать в тело Цезаря Кондратьевича ему практически было неоткуда. Моя миссия была на грани провала, когда я обнаружил (как? - не буду отвлекаться, а если элементарно, то всякое зверье находит себе для лечения нужные травы и коренья), что вольфрам - это нить накаливания в электрической лампочке. Вопрос отпал, ноя я сразу же столкнулся с другого рода трудностью: пенсия Цезаря Кондратьевича в сто тридцать два рубля хотя и несколько превышала средний уровень, но не соответствовала его громкому имени. При его жизни ее вполне хватало, а после смерти у Цезаря Кондратьевича появилась такая большая статья расхода, как электрические лампочки, на приобретение которых уходило около ста тринадцати рублей. После уплаты за квартиру и коммунальные услуги у него на пропитание ничего не оставалось. Выход я нашел в записи сознания Цезаря Кондратьевича - сбор бутылок.