Филип Фармер - И в торгашестве присутствует оттенок благородства Страница 2

- Ты говорил, что только поласкаешь меня пальцем! - кричит она. И показывает на свой слегка округлившийся живот. - У меня будет ребенок! Грязная сладкоречивая скотина!

- Зачем ты врешь? - говорит Чиб. - В тот момент ты говорила, что тебе нравится, ты любила меня.

- Любила! Он говорит о любви! Откуда, к черту, я могу помнить, что я там говорила, ты так меня завел! И ведь я не говорила, чтобы ты засовывал его в меня! Я не могла такого сказать, не могла! И вообще, что ты со мной сделал! Так сделал, что я целую неделю едва ноги переставляла, скотина! Боже мой!

Чиб вспотел. За исключением бетховенской "Пасторали", льющейся из фидео, в комнате царит тишина. Его друзья ухмыляются. Гобринус, отвернувшись, пьет виски. Мадам Трисмегиста тасует карты и портит воздух, испуская из себя адскую смесь пива и лука. Подруги Бенедиктины разглядывают свои длинные, как у китайского мандарина, ярко наманикюренные ногти или едят глазами Чиба. Они разделяют ее негодование и обиды, и она отвечает им тем же.

- Я не могу глотать эти таблетки! Меня выворачивает после них, и дергается глаз, и месячные начинаются не вовремя. И ты знаешь об этом! Я не выношу, что в матке у меня что-то постороннее! И вообще, ты наврал мне! Ты говорил, что принял таблетку!

Чиб видит, что она противоречит сама себе, но нет смысла отыскивать какую-то логику. Она в неистовстве, потому что беременна; ей не хочется всех тех неудобств, связанных с абортом, и она жаждет отомстить ему.

Но каким образом, - ломает голову Чиб, - как же она смогла забеременеть в _т_у_ ночь? Ни одна женщина, даже самая плодовитая, не смогла бы зачать тогда. Должно быть, ее трахнули до или после того. Однако она божится, что все произошло в ту ночь, в ту самую ночь, когда он был

РЫЦАРЬ ПЫЛАЮЩЕГО ПЕСТИКА,

или

ПЕНА, ПЕНА НА ПРОСТОРЕ

- Нет, нет! - кричит Бенедиктина.

- Почему? - спрашивает Чиб. - Я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе.

Бенедиктина визжит пронзительно, и ее подруга Бела, там, за дверью, вскрикивает:

- В чем дело? Что случилось?

Бенедиктина не отвечает. Негодуя, сотрясаясь всем телом, словно в приступе лихорадки, она выпрыгивает из кровати, отпихнув Чиба. Она бежит к маленькой яйцевидной ванной, он бросается следом.

- Надеюсь, ты не собираешься сделать то, что, мне кажется.... говорит он.

Бенедиктина стонет:

- Ты - мерзкий недоносок, сукин сын!

В ванной она тянет на себя панель в стене, и та превращается в полку. На ней, примагнитившись к полке донышками, стоит ряд баллончиков. Она хватает высокую, тонкую банку сперматоцида, садится на корточки и вставляет ее себе между ног. Она нажимает кнопку на донышке, и баллончик исторгает пену с шипением, которое не заглушается даже плотью, облегающей разбрызгиватель.

Чиб замирает остолбенело. Но через секунду он исторгает яростный рев.

Бенедиктина кричит:

- Не подходи ко мне, рудикал!

Со стороны спальни доносится робкий голос Белы:

- С тобой все в порядке, Бенни?

- Сейчас я приведу ее в порядок! - вопит Чиб.

Он делает прыжок и хватает с полки баночку с темпоксидным клеем. Бенедиктина пользуется им для закрепления парика на голове, он соединяет намертво любые материалы, и отклеить их можно только с помощью специального размягчающего препарата.

Бенедиктина и Бела вскрикивают одновременно, когда Чиб поднимает Бенедиктину и затем укладывает на пол. Она отбивается, но ему удается разбрызгать клей поверх баллончика со сперматоцидом, на кожу и волосы вокруг него.

- Что ты делаешь? - вопит она.

Он нажимает кнопку на дне баллончика до отказа и затем распыляет клей поверх донышка. Она продолжает бороться, и он прижимает ее руки крепко к телу, не дает ей перевернуться и таким образом сдвинуть баллончик внутрь или наружу. Чиб считает до тридцати про себя, даже для тридцати с чем-то для верности: пусть клей как следует схватится. Он отпускает Бенедиктину.

Шапка пены вздувается у нее в паху, пена стекает по ногам и разливается по полу. Жидкость в баллончике под огромным давлением, заключена в неразбирающуюся герметичную железную оболочку, и пена быстро растет, попав на открытый воздух.

Чиб забирает с полки баночку размягчителя, зажимает ее в руке, решив твердо, что она не сможет завладеть препаратом. Бенедиктина вскакивает на ноги и замахивается на него.

Чиб перехватывает ее руку, отталкивает Бенедиктину от себя, при этом он смеется, словно гиена, попавшая в камеру с веселящим газом. Поскользнувшись на полу, который залит пеной уже по щиколотку, Бенедиктина падает и выкатывается на ягодицах из спальни спиной вперед, царапая баллончиком пол.

Она поднимается на ноги и только теперь полностью осознает то, что сделал Чиб. Ее вопль взлетает под потолок, и туда же вверх подпрыгивает она, изгибаясь, как в танце, хватаясь за баллончик, ее вопли усиливаются с каждым рывком, который причиняет ей боль. Затем она поворачивается и бежит из комнаты, по крайней мере пытается бежать. Она едет, как на лыжах; у нее на пути Бела; они хватаются друг за друга и вместе выезжают из комнаты, делая пируэт в дверях. Пена завихряется, так что они обе кажутся Афродитами, которые рождаются из увенчанных пенистыми барашками волн Кипрейского моря.

Бенедиктина отпихивает от себя Белу, при этом лишившись нескольких клочков кожи, оставшихся на длинных, острых ногтях подруги. Бела летит стремительно обратно сквозь дверь к Чибу. Она похожа на конькобежца-новичка, который старается удержать равновесие. С равновесием не получается, она пролетает мимо Чиба на спине с поднятыми ногами, вопя.

Чиб скользит осторожно по полу голыми ногами, останавливается у кровати, чтобы забрать свою одежду, но ему приходит в голову, что будет разумнее сначала выйти наружу и уже там одеваться. Он добирается до круглого зала как раз в тот момент, когда Бенедиктина проползает на коленях мимо одной из колонн, что отделяют коридор от атрия. Ее родители, два бегемота средних лет, как сели, так и сидят на топчанке с пивными баночками в руках, у них широко раскрытые глаза, разинутые рты, их бьет дрожь.

Чиб даже не прощается с ними, уходя через зал. Но затем он видит экран фидео и догадывается, что ее родители переключили внешний прием на внутренний и подключились к комнате Бенедиктины. Отец с матерью наблюдали за дочерью и Чибом, и отец с его еще не совсем усохшим организмом был явно взбудоражен увиденной сценой, куда более пикантной, чем все то, что можно увидеть на внешних каналах.

- Вы подглядывали, негодяи! - взрывается Чиб.

Бенедиктина добралась до них и встала на ноги, она что-то лепечет, она всхлипывает, показывая на баллончик и затем тыкая пальцем в сторону Чиба. Услышав рев Чиба, родители отрывают свои зады от топчанки, словно два левиафана всплывают из глубины. Бенедиктина поворачивается и бросается бегом к нему, ее руки вытянуты вперед, пальцы с длинными ногтями скрючены, лицо - как у Медузы Горгоны. За спиной тянется пенный шлейф, она как разъяренная ведьма, а отец с матерью плывут следом по пенным волнам.