Виктор Козько - Прохожий Страница 20

Но здесь я был повергнут в кому неожиданной кометной вестью. Оказывается, комета не такая уж и плохая, как это вбивают нам в уши изо дня в день и запугивают нас радио, газеты и телевидение. Вот только факты, а вы уж судите сами: в теле кометы двести тысяч тонн чистого золота, алмазов и платины. Мгновенно были разрушены, сметены все перегородки в мозгах. Я боялся, как бы некие венерианцы или плутонцы с каких-нибудь вселенских Соединенных Штатов не перехватили ее.

Аппетит у меня разыгрался не на шутку. Я развесил губу не только на алмазы и платину. Оказывается, где-то, и не так чтобы уж очень далеко, всего только за десять тысяч световых лет от нашей земельки, во Вселенной пашет вовсю винокуренный завод. Столько наработал чистого спирта, что если его перевести на пиво, каждому из нас на Земле досталось бы по триста тысяч пивных кружек. И это каждый день в течение триллиона лет.

Представляете себе, сколько выпивки даром гниет. Эх, ее бы да к нашему столу. И какое-то время я был склонен подарить тот вселенский винокуренный заводик человечеству. На трезвую голову все же спохватился: закуски не хватит. Более того, увидел за этим угрозу, подкоп под нас. Некто наладил и поставил уже во Вселенной нам западню. Вселенский капкан. И ляжем мы где-нибудь на Млечном Пути, как лежат сегодня в вечной мерзлоте мамонты. Проспиртуемся, только и сохранимся. И некие андромедовцы приведут к нам своих детей и скажут: не пейте, детки, человеками станете.

Не стоит пускать нас в далекий космос, хотя адресок той планеты я на всякий случай пометил в своей телефонной книге.

А вот с кометой, что приближается к Земле, иное дело. Она просто необходима нам сегодня, сейчас, вчера еще. Ее надо по-умному прибрать к рукам.

Сначала я думал облагодетельствовать всех - человечество. Но, по мере того как комета все ближе и ближе подходила к Земле, понял, что я просто дурак. Как это взять и отдать ни за что ни про что и неизвестно кому золото, алмазы и платину, которые, считай, уже у меня в кармане. Нет, не на того напали. Пригодится и мне. Не всё, конечно, - еще убьют, как пить дать прикончат.

Только вчера ведь убили соседку совсем ни за что. Ограбили старушку, выгребли из сундука узелок с одеждой, которую она себе на смерть приготовила. А здесь такие сокровища одному. Не надо. Я гордый. Хотя, само собой, из-за этой гордости возьму на память какой-нибудь махонький кусочек золота, платины чуть-чуть и малюсенький алмазик - с кошачий глаз. А все остальное подарю своей суверенной и независимой державе. А то независимость у нее есть, суверенность, самостоятельность тоже, и президент в наличии, а вот золота, алмазов, платины - нету. И сейчас нам золото кометы чертовски кстати.

Алмазы, говорят, тоже свои есть. Но я думаю, что и небесные лишними не будут, это вам не орденок на всякий случай. А вот платины нету. Осчастливлю ею каждого белоруса, что садится сегодня за воровство какой-то паршивой медной проволоки в тюрьму.

Процесс идет. Я не даю покоя голове, думаю, как распорядиться сокровищами, той манной небесной, что вот-вот окажется у меня за пазухой. И я не жадина, помню добро. Знаете, моя сокровенная мечта - отблагодарить всех, кто делал мне добро и кто не делал также, чего уж жмотничать. Я просто балдею, когда представляю себе тот день, когда это случится. А такое случится, будет, будет. Как писал один мой знакомый, безвестный гений пера:

Я стою на круче Я стою на круче

И гляжу униз, И гляжу униз,

Будет, будет, Будет, будет,

Будет коммунизм. Будет коммунизм.

Со столичных аэропортов, одновременно из двух, Минск-1 и Минск-2, я загружу целую дюжину и даже больше, чертову дюжину "Буранов" и "Боингов", персональный авиалайнер нашего президента и даже маленький-маленький кукурузник золотом, алмазами и платиной и отправлю немцам в Германию в благодарность за то, что мы их некогда победили. Они в качестве гуманитарной помощи подарили мне днями какой-то не изношенный еще в первую мировую войну ботинок. Вру, два ботинка, но на одну ногу, и сладкий, во рту тает, "Сникерс" или "Спикерс".

В Нью-Йорк или Вашингтон отправлю чистой воды алмазы. Пусть они выстелют ими Бруклин или Бродвей, чтобы по ним прохаживались под ручку Ротшильды с Биллом Клинтоном, чтобы и у них появилась головная боль, чтобы они думали, где и на какие деньги купить новую обувь, чтобы и ботинки каши просили после первой же прогулянки, как у меня. Это моя маленькая полесская хитрость и коварство, - сотрут подошвы на алмазах, будут щеголять босыми. Я загружу алмазами белоснежный, как морская чайка, лайнер с тремя или пятью даже палубами, если такие бывают, а нет - специально построю. Жаль только, что такой большой лайнер не поместится на моей маленькой речке Птичь. А моря у нас нету. Но это не беда, не все же мне ломать голову, пусть потрудит ее наше морское министерство, которое, говорят, у нас все же есть или должно быть. И если уж оно ничего не придумает, не допетрит, не домаракует, как-нибудь уже сам сплавлю те алмазы до самого синего моря на плотах.

Но не слишком ли раздобрился я с этим "дам" да "дам". А вот возьму и ни хрена не дам. Не слишком ли это уже по-белорусски: каждому дам, а себе, как всегда, фигу с маслом. Но нет, назад раки не ползают, дам, останется еще и мне, можно раздавать, дна не видно. У меня еще есть больше, чем надо, хотя меньше, чем хотелось бы. Голый, но щедрый и с хмельной, гудящей на ветру головкой. Давать же всегда легче, чем просить, прекрасная половина человечества знает это лучше нас, мужиков.

Вот моя сокровенная, заветная мечта. И не только мечта. Я верю: так будет. Ради этого живу. Давлюсь пустой бульбиной и черствой коркой хлеба. И готов подавиться ими, чтобы так было, чтобы дожить до того лучезарного дня. Доживу, уже недолго осталось. Не обойду, не забуду никого из тех, кто не забыл меня. Белорусы на одолжение и на добро памятливы. Фонду Сороса дам алмазов, золота и платины. Перехватывает дыхание, сердце замирает, в голове шарики заходят за ролики, когда только представлю себе, как это будет.

Золото, алмазы и платину и обязательно рисуночек какой-нибудь еще на них каждому благотворительному фонду на блюдечке с голубой каемочкой. Всем милосердным фондам, что держат меня сегодня за нищего попрошайку. Мне не жалко. Дам своему же всенародно избранному президенту немного, хотя он мне и ничего не дает, но так красиво переживает, говорит, что каждое утро просыпается в холодном поту оттого, что нечего ему мне дать. А у меня есть. Дам каждому из депутатов, что жизнь за меня прямо на трибуну кладет. Берите, спадары-радетели, промысловики-старатели. Об одном только вас прошу: не тужьтесь так на трибунах, не беспокойтесь обо мне и моей судьбе.