Валентина Журавлева - Сквозь время. (Сборник) Страница 20

Придвинув пепельницу, я сказала Флеровскому, что он поступает почти как писатель — прерывает рассказ на самом интересном месте.

— Нет, — он покачал головой. — Я просто волнуюсь. С момента возникновения идеи и до момента ее осуществления изобретение, как эстафета, проходит через руки многих людей. И случается, что на каком-то этапе судьба изобретения иногда зависит от человека не совсем достойного… Нужно было исправить автомат, но механик Лосиков отказался спуститься в шахту. Он сказал мне: “Я не желаю рисковать головой из-за ваших сомнительных идей”. Это было вечером. Шел дождь, ветер хлестал палатку…

Шел дождь — мелкий, бесконечный, заполняющий мир липкой сыростью. Ветер хлестал палатку, раскачивал подвешенную на проводах электрическую лампу. В колеблющемся свете тени то вырастали до огромных размеров, наползая на стены палатки, то съеживались, исчезали.

Они стояли лицом к лицу — широкоплечий, массивный, спрятавший руки в карманы меховой куртки Лосиков и одетый в грязную шахтерскую спецовку Флеровский.

— Я не желаю рисковать головой из-за ваших сомнительных идей, — быстро, словно боясь, что его остановят, говорил Лосиков. — Крепь в выработках едва держится. Пока мы будем возиться с автоматом, произойдет обвал и… Нет, вы не имеете права!

— Крепь стоит, — тихо, сдерживая себя, сказал Флеровский. — Я только что из шахты.

— Ерунда! — грубо оборвал его Лосиков. — Вы ни черта не понимаете в горном деле. Вас интересует изобретение… Я знаю! Но рисковать из-за этого жизнью… Нет, увольте!

Свет метался по лицу Лосикова — полному, гладко выбритому, пахнущему хорошим одеколоном. Лосиков раздраженно покосился на раскачивающуюся лампу — он не выносил никакой неустроенности — и торопливо заговорил, глотая окончания слов, захлебываясь:

— На исправление автомата понадобится не меньше трех часов. Спуститься в гезенк, в эту мышеловку, и три часа просидеть в ней? Нет, нет! Вы забыли о людях. Человек ценнее машины, — он ухватился за эту фразу. — Да, да, человек дороже любой машины! Машину можно построить заново…

— Вы инженер, товарищ Лосиков, — совсем тихо сказал Флеровский. — Вы должны понимать, что с каждым днем напряжения в потревоженных горных породах растут и опасность завала увеличивается. Если мы сегодня, сейчас, не исправим автомат, тем, кто придет сюда завтра, будет еще труднее.

— Я в гезенк не по-ле-зу, — по слогам, с неожиданной злостью проговорил Лосиков. — Из бригады вы тоже никого не уломаете. Титаренко месяц назад женился — он не полезет. Игнатьев недавно демобилизовался; не думаю, чтобы ему надоела гражданская жизнь. А эти… Слойков и Ерофеев… мальчишки, без году неделя из технического училища… Нет, товарищ Флеровский, никто ваши нелепые приказы выполнять не будет. Я своих людей знаю.

— Хорошо, — все так же тихо сказал Флеровский. — Я поговорю с бригадой.

Лосиков пожал плечами.

Флеровский отбросил полог палатки, шагнул в темноту. Сразу налетел мокрый ветер, до отказа заполненный дождевыми капельками, насыщенный запахом сырого дерева, ударил в лицо, зашумел. Вдали, сквозь дождевую пелену, мутно светили огни “юпитеров” на шахтном копре. Откуда-то донесся отдаленный раскат грома, на мгновение рассек монотонный свист ветра и затих, оставив в ночи что-то тревожное…

Лосиков шел сзади Флеровского и громко ругал все на свете. Палатки, непогода, грязь, в которой вязли сапоги, — все это было неустроенностью. Ссора тоже была неустроенностью. Лосикову не очень хотелось открыто ссориться с Флеровским. Случившееся следовало бы представить в благопристойном свете, иначе — Лосиков это понимал — могли возникнуть неприятности, осложнения по службе. Громко ругая вязкую, липкую грязь, Лосиков ожидал, что Флеровский откликнется. Но Флеровский молчал.

…В просторной палатке четверо играли в домино. Костяшки со стуком ложились на стол. Флеровский, пригнувшись, нырнул в дверь. Яркая трехсотсвечовая лампа заставила его зажмуриться. Следом вошел Лосиков, буркнул что-то насчет лампы (еще одна неустроенность!), поднял щепочку и принялся счищать с сапог грязь.

Шахтеры встали, увидев инженеров.

— Ну, Олег Павлович, что там, в шахте? — спросил Титаренко. С крупного, в рябинках лица на Флеровского внимательно смотрели черные глаза.

— Вы бы закурили, товарищ инженер…

Ерофеев, невысокий веснушчатый паренек, протянул Флеровскому портсигар.

Флеровский взял папиросу. Кто-то щелкнул зажигалкой.

— Садитесь, ребята, — сказал инженер. — Поговорим.

Четыре человека смотрели на Флеровского, ждали его слов. В какое-то мгновение Флеровский успел заметить все — и особую, семейную аккуратность в отглаженной сорочке бригадира Титаренко, и тельняшку в вырезе щеголеватой куртки Игнатьева, и нахмуренное, все в веснушках лицо Ерофеева, и совсем еще детскую, с пухлыми губами мордочку Феди Слойкова…

— Автомат стоит, — негромко сказал Флеровский. — Нужно сменить резцы и пустить машину в другом направлении, обойти этот участок с твердыми породами.

Он замолчал. Ему показалось, что он говорит слишком обыденные, не те слова. Наверное, следовало сказать что-то иное, особое, значительное.

— Спуститься в гезенк? — спросил Титаренко.

Флеровский видел — громадные, с синими угольными крапинками руки бригадира машинально перебирают костяшки домино.

— Да… Это опасно, предупреждаю. Может завалиться крепь на штреке. В гезенке высокая температура. Товарищ Лосиков в гезенк не идет и вам не советует.

— А вы? — выдохнул Федя. И покраснел от смущения.

— Я? — Флеровский усмехнулся. — Я пойду. Только я плохо разбираюсь в конструкции автомата. А его надо пустить без промедления. Сегодня в шахте спокойно, но земная кора потревожена взрывом. Кто знает, что будет через неделю… Если произойдет завал, нам придется много месяцев вести восстановительные работы.

— Нужно поставить дополнительную крепь на штрек и поднять автомат, — быстро сказал Лосиков. — Незачем лезть к черту в пасть. Неделей раньше, неделей позже…

Титаренко с шумом отодвинул табурет, обернулся к механику. Лосиков смотрел куда-то в сторону. Бригадир ничего не сказал.

— Что ж, можно и не спускаться в гезенк, — медленно проговорил Флеровский. — Мы рассчитывали, что автомат сам пройдет до пласта. Авария совершенно непредвиденная. Будем искать другие пути, может быть, бурение…

— Товарищ Флеровский — изобретатель, — поспешно сказал Лосиков. — Конечно, ему хочется, чтобы все было быстро…

С трудом сдерживая себя, Флеровский встал, шагнул к механику.

— Да, Лосиков, хочется! И не мне одному. Десятки людей выстрадали это изобретение, сотни людей корпели над проектом, тысячи вели подготовительные работы. Если опыт удачен, мы будем создавать месторождения нефти везде, где это потребуется, мы дадим Сибири нефть, а нефть — это свет и тепло, бензин, смазочные масла, пластмассы, лекарства… Вы правы, Лосиков, мне очень хочется быстрее дойти до пласта.