Разноцветные ночи - Игорь Вереснев Страница 22

— А я замужем побывала, представляешь? После того, как ты… Я не знала, как мне жить дальше. Думала, это поможет забыть… Вот глупая! Как будто не ясно было, что я — только твоя. А ты — мой. Правда?

— Ага! — Артём яростно закивал. — Так и есть!

— А ты? Где ты был всё это время?

— Где был? Здесь, в Питере.

Девушка удивлённо приподняла брови:

— Почему же ты не…

Она не успела закончить фразу, помешал зазвонивший в кармане Артёма мобильный. Он поспешно вынул телефон. Сестра.

— Тёмка, ты где шляешься? Ты не на Невском, случайно?

— Почти, а что?

— Что?! Ты не видишь, что там творится?!

— А что здесь…

Но переспрашивать и ждать объяснений не требовалось. Артём увидел. Вернее, сначала услышал. Сирены, много, — скорые, милицейские, пожарные, противоугонные. Перебранка автомобильных клаксонов, крики, кажется, плач. Пронёсся реамобиль, сигналя и разбрасывая синие всполохи. Безмятежность вечерних прогулок исчезла, люди жались в кучки, тревожно оглядывались по сторонам, или шли быстрым шагом, невольно втягивая головы в плечи, словно изумрудно-зелёные волны придавливали их к земле. Затем и вовсе загрохотало, точно самосвал выгружал кирпичи на стройке, — не близко, но отчётливо.

— …флуктуация неизвестной природы! — сестра продолжала что-то рассказывать, Артём прослушал, ошеломлённый изменившейся действительностью. — Ты как хочешь, а я завтра детей к тётке в Вырицу отвожу. От греха подальше.

— Угу, — единственно смог промычать он в ответ.

— И что там, очень страшно? — помолчав, полюбопытствовала сестра. Попросила: — Тёма, езжай домой, а?

— Да, да, хорошо.

Артём вернул телефон в карман, растерянно посмотрел на Юлю. И тут оно треснуло.

Почему и как, он не успел понять. Только увидел — в одном из окон четвёртого этажа стекло внезапно вывалилось из рамы. Замерло на миг. И полетело вниз. Прямо на Юлю. Как тогда…

Артём взвыл, схватил девушку, потащил прочь от дома. Зацепился каблуком за поребрик, не удержался, упал, увлекая её за собой. Стекло, зазвенев, разлетелось сотнями осколков. Далеко, метров двадцать от того места, где они стояли.

— Артём, ты что?! — Юля быстро вскочила.

А он не мог встать. Даже ответить не мог, так трясло.

— Артём, тебе плохо? — Юля посмотрела на него, на осколки стекла. — Да, я понимаю. Может, лучше домой вернуться? Вставай, пошли в метро.

Он и опять не смог бы встать, если бы девушка не помогла. Деловито положила его руку себе на плечи, обвила за пояс, повела. И от этого Артёма затрясло ещё сильнее. Три года назад он лишь однажды обнимал её за плечи…

На пятую белую ночь их знакомства — третье свидание! — они ходили смотреть, как разводят мосты. Не повезло — поднялся ветер, объявили штормовое предупреждение, и развод мостов отменили. Было обидно до чёртиков. И холодно — проторчав полтора часа на набережной, Артём изрядно замёрз в продуваемой насквозь футболке. Предусмотрительная Юля куталась в шаль и сочувствовала ему. А когда стало ясно, что ждать смысла нет, она вдруг предложила:

— Тогда поехали ко мне, будем чай пить. Но я далеко живу, в Купчино.

Далеко?! Да Артём готов был ехать с ней хоть на край света!

Ночной автобус вёз их долго и медленно, то и дело останавливался, подбирая и высаживая полуночников. Артёму и Юле ехать предстояло от начальной его остановки до конечной, потому они забились в самый зад. Юля вскоре задремала, склонив голову на плечо спутнику, и Артём осторожно обнял её. Он был словно во сне.

И словно во сне мчался наперерез автобусу белый «бумер». До последней секунды Артём уверен был, что машины разминутся, не могут не разминуться! Поэтому не предпринимал ничего. Но автобус оказался слишком длинным.

Удар, скрежет вминаемого в железо железа, автобус содрогнулся, покачнулся, Юлю бросило на стекло, Артёма — на Юлю. Удар прошёл почти вскользь, «бумер» отскочил в сторону, перевернулся, пошёл кубарем, вылетел с проезжей части, ударился с размаху о столб. Парень и девушка, что ехали в нём, умерли мгновенно, не успели понять, что натворили.

Автобус устоял на колёсах, его лишь развернуло поперёк улицы. Водитель выбрался в салон:

— Все живы?! — и замер, бледнея: — Мать твою…

Потому что в ту самую секунду, когда инерция толкнула Юлю на огромное боковое стекло, оно пошло трещинами. Острый, как лезвие кинжала, осколок вывалился. И вошёл на добрых пять сантиметров в шею девушки. Как раз над ключицей.

— Неотложку вызывайте! — заверещали в автобусе. — Ой-ой-ой, да что же это делается?! Девушка, не шевелитесь, не шевелитесь, ради бога! Стекло у неё уберите, кто-нибудь!

Артём не видел и не слышал ничего. Он смотрел, как, булькая, выплёскивается кровь, как пропитывает накинутую на плечи шаль, блузку. Тронул было осколок, и понял, что если попытается вытащить — перережет горло девушки окончательно.

Наверное, неотложка приехала быстро — время для Артёма тогда не существовало. Уже в самом конце Юля прошептала едва слышно: «Я люблю тебя…»

— И я! И я тебя люблю! — крикнул он в ответ. Но услышала девушка или нет, он не знал.

Потом в салон ворвались медики. Артёма, убедившись, что цел, бесцеремонно вытурили на улицу. А с Юлей возились долго. Наконец вынесли и её, уложили на носилки. Накрыли лицо.

— Она… она скоро выздоровеет? — спросит Артём фельдшера.

Тот хмуро посмотрел на него, достал из кармана сигарету, закурил. Кивнул зачем-то. И ответил:

— Умерла. Соболезную.

Земля ушла из-под ног.

На похороны Артём не ходил. Не смог. Если увидеть, как Юлю… В чудеса он не верил, но каждый год, когда на город опускались белые ночи, он приходил по вечерам в кафе на Караванной, заказывал чашечку латте и смотрел в окно. Ждал, сам не зная, чего. И дождался.

На работу Артём пошёл — пообещал ведь! Зато сам начальник опаздывал. И коллеги, вместо того, чтобы заниматься проектом, обсуждали события последних дней. Версию лазерного шоу давно забыли, теперь звучали слова «аномалия», «флуктуация», «неизвестное природное явление», «феномен». Официальных версий наука пока не предлагала, зато в неофициальных недостатка не было. Артёму кинули ссылку на запись свеженького, с пылу, с жару, интервью. Лысеющий профессор с тронутой сединой бородкой снисходительно объяснял журналисту местного канала, что, по его мнению, происходит в Санкт-Петербурге.

«Гипотеза о множественности миров не нова. Реальность дробится каждый квант времени, распадается