Далия Трускиновская - Деревянная грамота Страница 22

- А купец Рудаков привез.

- И зачем же ты тому купцу на Москве понадобился?

- Кабы я знал! - воскликнул Нечай. - Купец сказывал - на Москве житье привольное, каждый день калачи и пряники едят, можно в Кремль пойти и самого царя увидеть!

- Выходит, он тебя царя смотреть повез? - Стенька поглядел снизу вверх, пытаясь по лицу собеседника понять, не шутит ли тот.

Но Нечай не шутил - он искренне был огорчен, что из такой дали завезли в столицу да и держат взаперти.

- А к дядьке Ивану ты как попал? - заехал с другого конца Стенька.

- Так мы ж все вместе ехали!

Стенька вспомнил - и точно, Ивашка в приказе вопил, что куда-то ездил на полгода, почему и заложил женку Марфицу за пятнадцать рублей.

- Купец, стало быть, тебя сманил, а у дядьки Ивана ты поселился?

- Да они сговорились, чтобы я тут жил! Купец-то за меня кормовые деньги дядьке Ивану дал, по две деньги на день.

- А чем это ты ему так полюбился, что он за тебя кормовые деньги вносил? - чем дальше, тем более странным казался Стеньке Нечаев приезд в Москву...

- А за жернова!

- Какие жернова?..

Они уже почти подошли к шепоткинским воротам. Чтобы услышать поболее, Стенька удержал верзилу у калитки.

- А то ты не знаешь! Наши касимовские жернова всюду славятся! Как зима так к нам за жерновами и едут! Которые купцы красную юфть возами берут, которые - сукно. Я одного видел - сита с решетами вез, и ничего больше! Разве это товар! Его и девка погрузит! А вот жернова грузить - это такое дело! ..

- Так ты что, жернова там у себя, в Бунькове, тесал? - Стенька окончательно перестал понимать, кто таков Нечай и за каким чертом привезен на Москву.

- Нет, в лес с охотниками хаживал. У нас леса знатные! Уйдешь, бывало, с мужиками на седмицу, идешь, идешь, конца-края нет...

- А купца Рудакова в лесу повстречал! Он на зиму в берлогу спать залег, лапу сосать, а ты его и поднял!

Нечай уставился на Стеньку в недоумении - видать, шутки в Бунькове были не в ходу.

- У него сани сломались, - несколько обиженно сообщил парень. Бунькова не доехал, сани и не выдержали. Жернова-то весят! Он у нас новые купил, а я жернова перегружал. Он мне и говорит - чего тебе тут гнить, поехали со мной! Я и согласился.

- Так ты, выходит, беглый! - догадался Стенька. Теперь он осознал, почему парня так старательно прячут. Детина приметный, с Ивановскую колокольню ростом будет... хотя... Кто из того замшелого Бунькова в Москву поплетется беглого искать?..

- Так все ж бегут! - воскликнул Нечай.

Стенька только вздохнул.

Нечай был из тех, кого зовут - простая душа. Его и впрямь выпускать со двора было опасно.

- По-разному бегут-то, - заметил Стенька. - Ну, брат Нечай, там теперь не до меня. Коли хозяин ногу сломал, бабка с той ногой долго возиться станет.

- Так ты уходишь, что ли? - огорчился детинушка.

- Да не век же мне тут вековать! Я человек служилый.

- Эх! ..

Столько скорби было в этом кратком слове, что Стеньку поневоле жалость проняла.

- Да не тоскуй ты! Обживешься - и в Кремль сходишь, и всюду!

- Да-а, всюду! Вон дядька Иван охромел - кто меня поведет? А обещали-то, обещали! И в Кремль, и в Успенский собор на царя посмотреть, и в бани, где дородные девки, и Охотный ряд показать, и боевые часы на башне, и Евангелие напрестольное в два пуда, и конные бега, и деревянную грамоту, и как на Лобном месте дьяки царев суд возвещают...

Парень перечислял все соблазны, не замечая, что у собеседника глаза явственно лезут на лоб.

- Вот, стало быть, чем тебя сманили... - осторожно, осторожнее некуда, чтобы не спугнуть, молвил Стенька. - Ну, в Успенский собор - это понятно, и царя посмотреть, и Богу помолиться. В баню... А что, у вас своих нет?

- Да мы-то в печах моемся. В вытопленную печь свежей соломки настелят и залезают мыться.

- А в Охотном ряду чего покупать собрался?

- Да хоть поглядеть-то!

Стенька собирался понемногу добраться и до главного, но тут старушечий голос принялся звать Нечая.

- Молоде-ец! Поди сюда-а! Хозяин зовет!

- Ахти мне! Проведает еще, что я за калитку выходил! - забеспокоился Нечай, и стало ясно, что при своем богатырском росте он еще - дитя малое, неразумное.

- Ты беги, беги! - велел Стенька. - А я вдругорядь приду! С дядькой Иваном уговорюсь и сам тебя всюду отведу!

- Не обманешь? - Нечай от радости так ухватил благодетеля за плечо, что Стенька чуть не взвыл, железные пальцы парня и сквозь тулуп, пожалуй, чуть ли не до кости впились.

- Вот те крест! - Стенька радостно перекрестился.

Надо же - вот где на сей раз вынырнула деревянная грамота!

Поскольку дело попахивало изменой, он решил прежде всего посовещаться с Деревниным. Но сразу же бежать к страдальцу домой он не мог - и так уже достаточно долго пропадал незнамо где, а его место сегодня было - торг на Красной площади.

Ближе к вечеру, разняв две драки, поймав за ворот вороватую бабу и еще немало добрых дел совершив, Стенька направился к Деревнину.

Он шел через торг, уже предвкушая, как расскажет о странных словах Нечая, как поразится Гаврила Михайлович, как они вместе будут обсуждать дальнейший розыск, как они придумают ловушку для Ивашки Шепоткина и купца Рудакова, что неопытных деревенских детин деревянными грамотами прельщает. И как увяжут все это вместе с тем розыском, который, никому не сказавшись, затеяли около печатни...

Деревнин, узнав про Нечая, прямо встрепенулся.

- Так я ж толковал - еретическое писание! - воскликнул он. - Башмакову невесть что мерещится, а мы и струсили! Видать, еще какой-то старец на Москве объявился, на новый лад веру переиначивает!

Воспрял духом Деревнин! В приказ наутро засобирался! Грамотку написал Протасьеву - что-де надо взять за приставы Ивашку Шепоткина и живущего у него Нечая, как по прозванию - неведомо. Стенька понесся с грамоткой и добился, что сам пойдет с приставами брать того Ивашку с Нечаем. Как всегда, когда предстояло куда-то бежать, кого-то хватать, действовать решительно и отчаянно, он разгорелся - глаза выпучил, волосы сами дыбом поднялись, голос сделался звонкий, отрывистый. Боец, да и только!

Примчавшись домой, он обнаружил спящую жену и ужин на столе. По зимнему времени темнело в такую рань, что невольно тянуло в сон сразу после заката. Стенька постоял, глядя на свою Наталью и улыбаясь. Подумал - а не подходящий ли день для супружеского дела. Обычно Наталья строго за этим следила, в ночь на среду и на пятницу к себе не подпускала, да еще прибавлялось множество предпраздничных ночей и четыре поста, и обо всем об этом предупреждал баб в слободской церкви отец Кондрат. А матушка Ненила всякий раз, когда приносили в январе или феврале крестить дитя, старательно высчитывала - не во грехе ли, в самый Великий пост, зачато. То же касалось майских и июньских детишек, а также апрельских и августовских.