Герберт Франке - Холод вселенной Страница 22

Валленброк вел беседу так, словно это было судебное разбирательство, где он выступал одновременно и в роли прокурора, и в роли судьи. А мы безропотно подчинялись, даже не позволяя себе высказать свое нынешнее отношение к происшедшему, потому что малейшее возражение приводило его в ярость. Он хотел знать все подробно, вникал в каждую мелочь и все время злился, что мы действовали недостаточно четко. Конечно, о своих делах мы могли поговорить и без него, когда обедали наверху, в столовой--он ведь предпочитал наслаждаться в одиночестве своими консервированными деликатесами. Но от таких разговоров не было никакого толку.

Валленброк строго следил за тем, чтобы мы соблюдали распорядок дня. Во время обеденного перерыва он обычно поднимался к себе и--если позволяла погода-- поручал Эллиоту полчаса прогуляться с собакой на воздухе. Мы наблюдали в окно за этим забавным спектаклем. Чтобы не замерзнуть, Эллиот надевал скафандр, в одну руку брал ледоруб, который заменял ему палку, на другую наматывал конец поводка Нерона. Этому холод был, казалось, нипочем, и он на своих четырех лапах был куда устойчивей, чем Эллиот, которого пес частенько волочил за собой по скользкому льду. Тот пытался остановить Нерона, дергал за поводок; в результате оба валились на лед, мешая друг другу подняться.

Никто не попытался оспорить приказ Валленброка, и я не без стыда ощущал, как глубоко сидит во мне эта покорность перед власть имущими, даже когда власть эта стала эфемерной. Может, все дело в нашей присяге? Конечно, нас пригнали на присягу, как ведут овечье стадо на бойню, но все-таки мы присягнули, а это значит, что мы не только обязались хранить верность правительству, но -- что еще важней -- поклялись друг другу в том, что у нас общие взгляды, общие цели и что мы можем друг на друга положиться.

С другой стороны, мы утешали себя тем, что в любой момент можем отказаться от этого сотрудничества. Сейчас мы, так сказать, по доброй воле согласны выполнять распоряжения Валленброка -- прежде всего потому, что сами хотим разобраться в прошлом. Разве не для того мы сюда собрались? Во всяком случае, Эйнар, Катрин и я последовали призыву Эллиота именно ради этого. Конечно, невелико удовольствие вновь подчиняться военной дисциплине, да еще после такого долгого перерыва, но мы ведь и не рассчитывали, что нас здесь ждет беззаботный отдых. Да, положение было не из приятных и даже, если угодно, довольно комичное, но ведь у нас не было более быстрого и удобного способа разрешить все проблемы. Валленброк свое дело знал, он учитывал мельчайшие детали и, если возникало едва заметное противоречие, немедленно требовал, чтобы ему снова пересказали тот же эпизод, вникал во все подробности, а как только чувствовал, что от него хотят что-то утаить, настойчиво добивался откровенности. А рядом с ним, словно немой свидетель, постоянно был пес Нерон, следивший за тем, чтобы все беспрекословно подчинялись его хозяину. Стоило кому-то из нас просто повысить голос, как шерсть на загривке у пса вставала дыбом и он издавал глухое грозное рычание. Казалось, Валленброку это очень нравилось--он с явным удовольствием давал псу возможность выразить свои чувства, а потом, положив руку ему на загривок, успокаивал своего верного стража.

К вечеру четвертого дня мы добрались до событий самых последних часов. Валленброк, по своему обыкновению, и тут не оставил без внимания ни малейшей детали.

Валленброк: Попросту говоря, вся эта история мне очень не нравится, это явное свидетельство неудачных действий, растерянности, неподчинения--да-да, неподчинения. Конечно, никто не сопротивлялся открыто, никто не отказывался выполнять приказ, но во многих пунктах, на первый взгляд незначительных, инструкции оказались нарушены. Сколько времени, например, ушло попусту на все ваши споры! А ведь в инструкции прямо сказано, что, если начальник погиб или связь с командованием прервана, руководство берет на себя старший по званию. И какие-либо словопрения по этому поводу исключаются. Все ваши рассказы свидетельствуют о поразительной расхлябанности.

Кроме того, я заметил, что каждый из вас пытался приукрасить свои поступки и опустить все, что могло бы вызвать упрек. Отсюда расхождения по некоторым пунктам, смазывающие картину, которую я хотел бы для себя составить.

Я по природе человек не мелочный, но каждый раз вновь и вновь убеждаюсь, что солдат надо муштровать так, чтобы они во всем беспрекословно следовали инструкциям, не исключая мелочей даже тогда, когда смысл приказа им непонятен.

Повторяю, я человек не мелочный, но тут особый случай, здесь нет вещей мелких или маловажных. Один этот час, решительный час, должен был подвести, можно сказать, итог всей войне. Все было тщательно подготовлено, и присутствие или отсутствие представителей высшего руководства ничего не меняло--провал исключался. И тем не менее план не сработал--наше оружие не было пущено в ход.

Да, оно не было пущено в ход, и я хочу выяснить, в чем дело. Война охватила все континенты, нейтральных не оставалось, каждый должен был примкнуть к тому или другому блоку. События достигли кульминации, решалась судьба планеты. И тогда противник пустил в ход последнее средство--мне доложили об этом. Результатом стало обледенение Земли, но ничего другого черным не оставалось. Вы сами видите, наступил новый ледниковый период, вся жизнь на планете замерла -- враг торжествует. Да, это так, и пусть людей в живых осталось совсем немного--это будет запечатлено на страницах истории: последний удар нанесен Черным блоком. Последний удар! А ведь и мы оказались не безоружны. Оружие наше было уже наготове. У нас имелось средство против обледенения! Это было бы поистине титаническое зрелище, достойный финал величайшей битвы в истории человечества: жар против холода, огонь против льда -- последняя молекула воды испарилась бы и унеслась в пространство. Свет против тьмы, добро против зла... Вот каков должен бы быть финал, наше последнее свершение: пусть погибло бы все, но мы спасли бы свою честь! Ибо честь солдата превыше жизни и смерти.

Но какое вам дело до чести! Вы не понимаете, что значит уйти в вечность с достоинством! Мы делали ставку на победу, но не исключали и возможности поражения. Но поражения, которое отнюдь не означало бы подчинения, оккупации, разорения, рабства, оно означало бы всеобщую гибель. И речь шла только о том... Но к чему я все это говорю?!

Хорошо, что нам удалось здесь собраться, что именно мы остались в живых: я -- человек, который постарается, чтобы мы вошли в историю единственным достойным нас образом, и вы--люди, у которых все было в руках. Вы свою задачу не выполнили! Вопрос только, почему? Малодушие, страх... да, эти человеческие слабости тоже учитывались, этим можно объяснить ваше замешательство, но не отказ от последнего шага! Вот чего я не могу понять. Действительно ли в мой план закралась ошибка и я чего-то не учел? Неужели величайшая историческая минута и в самом деле зависит от смехотворной детали--человеческого поведения? Я не могу в это поверить, я не хочу в это верить. Думаю, что наверняка было еще что-то, о чем вы умалчиваете, и доказательство тому--сам факт, что вы живы! Откуда-то вдруг появился туман, дурманящий газ... чудесное объяснение! Правда это или ложь? А может, заговор? Или вы просто испугались, не захотели исполнить свой долг? Может мне кто-то из вас хоть что-нибудь сказать?