Отмель - Илья Сергеевич Ермаков Страница 23

не забывала сидеть с внуками. Девочка читала, рисовала, собирала кораблики. Мальчик тоже рисовал, иногда читала, катался на велосипеде и играл на пианино, когда становилось скучно. Они выходили гулять к морю. Мама и Бабушка частенько совершали собственные прогулки, оставляя детей одних дома. Мальчик всегда за главного. Обедали, ужинали. Иногда спали днем. Вечером начинались водные процедуры. Мама помогала мыться Бабушке и Девочке. Дни купаний они чередовали, чтобы экономить энергию генератора, который нагревал для них воду.

Потом все ложились спать.

Мама засыпала не сразу, беспокойно, то и дело тщетно вспоминая про видения и сны, а потом, беспокоясь за Мальчика, прислушиваясь к малейшим шорохам. Она даже хотела как-то раз вытащить из ушей беруши, чтобы убедиться, что Мальчик не кричит, когда ей так казалось, но нельзя. Тон – смерть. Она слышала его достаточно долго, чтобы теперь страдать от постоянной бессонницы.

Шли дни. Были и дождливые дни, когда они играли на пианино, выходили на улицу, наслаждались разговорами друг с другом и звуками вокруг. Маме не хватало этих звуков. Вообще звуков, любых. Жить в полной Тишине невыносимо. Это в какой-то момент даже пугало, особенно, когда ты оставался наедине с самим собой и бесконечной Тишиной. Дождь дарил им немыслимую радость бытия, радость самой жизни. Именно в дождь Мама чувствовала, что все еще жива: она слышала звуки, и это делало окружающий мир живым для нее.

Подходило время очередной вылазки. И Мама начала готовиться. Новых приступов у Мальчика больше не было. Это значит только одно – они не заставят себя долго ждать. Чем больше перерыв между приступами, тем сильнее и страшнее будет каждый новый. Может, как-то раз Мама возьмет Мальчика с собой, чтобы быть рядом с ним. Но не сейчас: мысли о мародерах и убийцах тревожили ее. Она уже забыла о поселении и о встрече с Лизой, но новая вылазка заставила окунуться в старые мысли и забытые дилеммы.

Интермедия

Я ясно видела, как белые струи молока ударили в каменный пол, и этот самый пол начал свой танец.

Дрожь.

Немыслимая тряска охватила все здание, лишая людей возможности здраво мыслить, контролировать свое тело и свой разум.

Первые мысли были о смерти. Теракт. Бомба.

Но все оказалось гораздо хуже, чем кто-либо мог предположить.

Сохранить рассудок в такой момент – великое дело. Быстро принять решение, сообразить, что именно нужно сделать, очень непросто, когда весь мир восстает против тебя, против твоей жизни, против жизни всех любимых тебе людей.

Все случилось быстро.

Словно время остановилось… лишь на короткое мгновение. Мгновение, прочертившее ту грань между миром и войной, жизнью и смертью, благоразумием и безумством.

Всего лишь миг, поделивший все сущее, все бытие на «до» и «после». И это самое «после» наступило так стремительно, так мгновенно…

К этому никто не был готов.

Трещины.

Трещины покрыли плитку пола, обвили своими вьющимися лозами каменные колонны в зале, ударили в потолок, словно молнии. А за молниями всегда следует гром. И он последовал тут же!

Свершился обвал.

Падение части бетонного потолка подобно взрыву. Шум. Вой. Пыль. Погром. И смерть.

Мое дыхание перехватило. На одно мгновение я умерла в то время, как все вокруг меня зашевелилось. Все стало жить так, как не жило никогда до этого. Мир пришел в свое последнее предсмертное движение.

Раздались крики.

Все вокруг сотрясалось от внезапно начавшегося землетрясения. Посыпались обломки каменных колонн, осыпались конструкции с потолка – металлические балки, связанные бетоном. Разбилось стекло. Звон. Крик. Стон.

И вопли смерти.

Толпа.

Масса людей, находящаяся в тот момент в зале, пришла в движение – пустилась в бег. Вроссыпь: кто куда. Они разбегались в разные стороны, прочь от центра. Беззащитные и слабые перед такой угрозой.

Кто-то замер в шоке.

Кто-то не мог двинуться с места из-за тряски.

И земля под ногами раскололась.

Трещины раздвинулись, открывая широкие пространства в полу. И люди проваливались в них, в эти пространства, на нижние этажи. Они спотыкались и падали. Прыгали и падали. Бежали и падали. Стояли и падали.

Град камней, металла и песка сыпался сверху.

В этом хаосе я вспомнила о главном: о своей семье. Я вдохнула воздух, и жизнь вернулась в меня. Я снова ощущала ту ясность бытия, ощущала весь ужас происходящего и главную угрозу жизни тем, кого люблю.

В памяти ясно вспыхнули воспоминания о нашей поездке в этот торговый центр. Землетрясение. Взрыв. Об этом говорили в новостях. Самое мощное оружие массового поражение современного мира… оно вышло из строя.

И самое страшное в нем это не землетрясение, не взрыв…

Звук.

Где моя мать?

Я смотрю в сторону: муж и мама упали. Он лежал рядом с ней и… зажимал руками ее уши.

Я машинально схватила салфетки с подноса и быстрым движением запихала две салфетки в свои уши. Звуки притупились. Погром доносился до меня эхом. Все стало на порог тише.

Я бросила взгляд вперед, на сына. Он стоял среди всего этого ужаса и смотрел на труп перед собой.

Труп, заваленный камнями от обвалившейся колонны.

Труп Кати.

Он стоял, задержав дыхание, не в силах двинуться с места, а к его ногам подтекали алые струйки.

И я закричала:

– Закрой уши!

Я сорвалась с места и бросилась вперед, выкрикивая только одно:

– Закрой уши! Закрой!

Пол подо мной шел ходуном. С разных сторон с осыпалась арматура. Едкая черно-серая пыль стояла в воздухе.

Вспыхнуло пламя.

– Закрой уши! Прошу! Закрой! Зажми уши руками!

Но он так и стоял, тупо уставившись на груду камней, под которыми лежало мертвое тело.

– Проклятье! Закрой уши!

Я кричала так громко, как никогда не кричала до этого. Я буквально срывала свой голос. Я уже чувствовала охриплость и першение внутри.

– Закрой уши!

Новый толчок.

Такой сильный, мощный. Трещины раскрылись в полу. И я упала.

– Черт!

Дрожь мира сбила меня с ног. Я ударилась ладонями об острые осколки камней. Поднимаю глаза на сына – он стоит… и слышит Звук… тот самый Звук, который нельзя слышать!

– Нет…

Я встаю, поднимаюсь на ноги, сжимаю в кулаках салфетки и бегу к нему, немного осталось.

– Закрой уши!

Но он не слышал меня…

У него шок. Он впервые увидел смерть. Мир рушится вокруг него. Он вообще ничего не может с собой сделать…

Проклятье!

– Нет!

Я нагнала его.

Я схватила сына, отвела прочь от груды камней, прочь от пламени, прочь…

Руки тряслись. Пальцы вспотели. Судорожными движениями я запихиваю скомканные салфетки в уши сына: