Сборник - Фантастика 1973-1974 Страница 23

Солнце давно пропало за стеной леса, и вечер, обворожительный таежный вечер в плаще, сотканном из холодной синевы востока и красных подпалин запада, молча стоял у одинокого костра.

Уже была поставлена палатка и закончен ужин. Лена, все время возбужденно говорившая, ни разу не заикнулась о причине аварии. Анатолий был благодарен ей за это.

Он наблюдал, как золотятся в свете костра ее волосы и качаются в вечернем сумраке громоздкие тени, и старался отогнать беспокойное чувство, что все это он уже когда-то видел. Теперь оно возникало короткими импульсами. Отпускало и приходило опять, и требовалось усилие воли, чтобы избавиться от него…

– Странно, что нет комаров, - сказала Лена, вставая.

– Ветер с реки, - сказал Анатолий и тоже поднялся.

Привстав на цыпочки, она легонько поцеловала его в уголок рта.

– Иди ложись, а я пока вымою посуду.

В палатке он вдруг почувствовал себя плохо. Закружилась голова.

Тело стало как вата. Он хотел позвать жену, но горло сдавили спазмы. Последнее, что он увидел, - она уходила вниз к реке, покачивая рукой, тонкая, легкая. Серебрилась лунная дорожка. Анатолий глубоко вздохнул и потерял сознание… Мозг пылает, словно утыканный тысячью раскаленных иголок. Вьются огненные нити. Они переплетаются, образуя странные фигуры: волнистые линии, какие-то дьявольские профили, вьющиеся спирали, кольца, змеи.

Фигуры горят ярким рубиновым светом в глухой тьме, и тьма тоже наливается темно-красным свечением.

Тело становится невесомым. Оно плывет, качаясь на черных волнах. Оно растворено в пустоте, и только слабый уголок сознания напоминает о том, что оно еще существует. Это длится бесконечно долго, потом тьма начинает рассеиваться, и сознание медленно возвращается к Анатолию…

То, что он увидел, ошеломило его. Он лежал в светлой просторной комнате, залитой солнечным светом.

Кроме него, в комнате находился еще человек. Этот человек, одетый в белый врачебный халат, сидел за столиком, боком к нему и, тихо насвистывая, орудовал паяльником.

Пахло горячей канифолью, от стола поднимался дымок.

В углу у окна стоял громоздкий агрегат, похожий на холодильник.

Его верхняя часть была усыпана разноцветными лампочками, кнопками, циферблатами. Несколько секунд Анатолий оцепенело рассматривал эту дикую картину, ничего не понимая. Память молчала. Он хотел подняться, но не смог шевельнуть ни единым мускулом. Тело было налито свинцовой неподвижностью.

– Что со мной? - проговорил он и не узнал своего голоса. Голос был хриплым и надтреснутым.

Человек поднял голову. Удивленно блеснули стекла очков.

– Эй, сестра, - крикнул он, откидываясь на спинку стула, - скорее сюда. Больной проснулся.

В дверях появилось испуганное женское лицо и тут же исчезло. Стук каблуков по коридору. Крик.

– Дежурного врача!

В палату вошел молодой человек в белом халате. Закинув за спину руки, он наклонился над Анатолием и, обернувшись, бросил через плечо:

– Скорее за профессором!

Анатолий закрыл глаза. Как в детстве, когда снился страшный сон, он сделал внутреннее усилие, чтобы отогнать кошмар. Но спасительного пробуждения не последовало. Послышались шаги, скрипнула дверь. Строгий, удивительно знакомый голос сказал:

– Надо было звонить ночью, нечего стесняться. Я же предупреждал.

Легкая сухая ладонь легла на лоб Анатолия. Он открыл глаза.

У кровати стоял пожилой седоватый мужчина в халате и белой профессорской шапочке.

Словно тяжелым молотом ударило в грудь. Это был Шварц! Друг детства, Миша Шварц. Но-неузнаваемо изменившийся Шварц.

Тот Шварц, которого Анатолий и Лена встретили на улице за неделю до отпуска, был молодым начинающим врачом! Что произошло со временем?

– Вы… Михаил… Шварц? - хрипло спросил Анатолий.

Шварц медленно кивнул и повернулся к человеку, работавшему за столиком.

– Скоро там у вас?

– Еще минут десять, Михаил Семенович.

Профессор покачал головой и, положив ладонь на глаза Анатолию, сказал:

– Потерпи, дорогой. Это досадная оплошность. Сейчас все станет на свои места.

И потом другим тоном: - Как же это вас угораздило?

– Ночная сестра забыла закрыть шпингалет. Грозой растворило окно и разбило панель, - сказал дежурный врач. - Мы временно ликвидировали повреждения, а с утра вызвали специалиста.

– Такая нелепая случайность, кто же мог ожидать! - оправдывался женский голос.

– Миша… что… со мной? - прохрипел Анатолий, с трудом ворочая языком.

Шварц не ответил.

– Миша… я ничего не помню, где Лена?

Он почувствовал, как глаза его наполняются слезами. Шварц убрал РУКУ.

– Миша… - дрогнувшим голосом повторил Анатолий. - Я не могу… Скажи…

Глубокая складка собралась на лбу Шварца. Он повернулся всем корпусом к стоявшему рядом врачу и глухо сказал: - Включите МЕМОСТИМУЛЯТОР.

Врач повернул рычажок на панели, и мертвая память вздрогнула,…Вечер. Река. Лена, уходящая вниз по косогору. Картина эта, еще секунду назад заполнявшая сознание, вдруг стала ослабевать, удаляться, терять краски и детали. Она уходила все дальше в прошлое, становясь зыбким воспоминанием, и вскоре только теплое, чуть щемящее чувство осталось от нее.

Анатолий обвел взглядом молчаливо стоявших людей, остановился на аппарате и все вспомнил.

Он вспомнил, что жизнь уже давно прожита, долгая, богатая событиями жизнь, и что теперь, вот уже больше года, он лежит в отделении нейрохирургии клиники Шварца.

В памяти всплывают события недавнего прошлого. Перевал Яман-Тау. Снежный карниз. Цепочка людей на склоне. Снег сверкает опасным влажным блеском. Крик за спиной. Трещина черной молнией прорезает основание карниза. Горы медленно и тяжело поворачиваются, уходя вершинами вниз. Под ногами расплескивается густая синь неба.

Снежная крупа обсыпает лицо, и ущелье, оказавшееся вдруг высоко вверху, начинает стремительно падать вниз…

Он пришел в сознание спустя месяц в реанимационном отделении и узнал, что Лены больше нет.

Через год Шварц, уступив его настойчивым требованиям, вынужден был признаться, что пока не сможет вернуть ему подвижность. Анатолий спокойно принял правду. Он понял, что круг завершен.

Все последующие дни он находился в каком-то странном полусне.

Картины прошлого толпились перед глазами. Он с любовью ласкал их, как старые, любимые игрушки, и думал о том, каким прекрасным и мучительным даром является человеческая память.

Однажды Шварц опустился на край кровати.

– У нас есть выход. Я ничего тебе не говорил, потому что не был уверен в успехе. А теперь уверен.

Этот разговор состоялся позавчера, а вчера Анатолия перевели в эту палату.