Наталья Баранова - Игры с судьбой. Книга вторая Страница 24

— Ты наглец, рэанин, — на этот раз почти мягко, почти нежно. Но мурашки бегут по коже от этого вкрадчивого тона. От Императора добра не жди, особо, когда его уста сочат мед.

— Таким мама родила, — ответить с усмешкой.

И то ли случайно, а то ли исполняя давнишний свой замысел, выпрямившись, и не сутулясь смотреть так явно сверху вниз. Не пряча ни силы, ни превосходства. Стоять, не в силах стереть одновременно презрительную и ласковую и озорную улыбку с губ, погасить сияние глаз.

Вопросительно выгнул бровь Император, усмехнулся криво.

"Вот и выбирай, господин мой хороший, — мысленно уколол Ареттар, — что тебе дороже — случайная прихоть, или сокровища Странствующих, которым цены нет. Выбирай. Постараюсь, что б ты в любом случае получил кукиш…"

Вновь усмешка коснулась губ Хозяина. Странная усмешка. Неприятная, но не отталкивающая. И на миг показалось — у чудовищ тоже есть душа, пусть даже и цвета непроглядной тьмы.

— Мама… родила…, - протянул эрмиец лениво, — а Локита говорит, что ты на голову больной. Совсем больной. Контуженый… Малахольный.

И вновь только гнуть спину, пряча насмешку. В поклоны прятать гордыню, надежду и боль.

— Не думаю, что Локита знает меня хорошо, господин. Впрочем, как и я ее. Мы встречались раза три или четыре. Это мало, что б узнать друг друга как следует. Надеюсь, что в отношении меня, Леди сделает немало приятных открытий. Я постараюсь, что б она изменила свое мнение.

Чуть дрогнули губы Императора. Махнув рукой, Хозяин отвернулся к окну. Повисла тишина, заполонила собой пространство, заставляя трепетать каждой клеточкой тела. Уже знакомое ожидание.

— Говорят, это ты сосватал Стратегов Оллами.

И вновь легкий поклон.

— Все верно, господин. Моя работа.

— Наглец! — вновь, тихо. Спокойно. Уже не удивляясь. Просто констатируя факт.

— Да, господин. Но врага лучше держать на виду. Обещаю, через два — три года я буду знать, где находится большинство военных баз Разведки, как бы хорошо они не были спрятаны. Локита разогнала Стратегов, не потрудившись подумать о том, что будет, если они выполнят ее распоряжение чисто формально. И реально с ними нужно считаться. Насколько я знаю, это — сила.

Усмехнувшись. Да-Деган приблизился к Императору на расстояние двух — трех шагов.

До обоняния доносился аромат садовых цветов, прелой зелени, неспокойной воды. И раздражающий аромат несвободы. Запах слез, запах страха.

— Мой господин — тихо, почти шепотом. Низко и глухо, выпуская слова с равномерностью метронома. С бесстрастностью робота, — я не знаю о чем думает Локита. Но, может статься, она специально дала Стратегам возможность уйти из твоего поля зрения. Кто знает, может их руками она думает расчистить путь к трону. Говорят, когда-то давно она правила Империей, мой господин. А то, что даже я, несведущий в ее делах человек, знаю о ней…. Не смирилась она с такой потерей. И никогда не смирится.

Развернулся чертушка! Чуть не подскочил, будто ужаленный. И разные глаза — как уголья. Жгут! Ощупывает взгляд лицо, так слепой смотрит, доверяясь кончикам пальцев! О! Этот взгляд, как ярок! Физически ощутим!

— Довольно, рэанин! — выдохом, ударом силы! — Довольно! Я этого не слышал, и знать не хочу! Будет баба нарываться — накажу. Но не твоя то забота! Но ненавидишь ты ее! Ненавидишь люто. Раз не боишься вот так! Может, откроешь, за что?

" За что…" мог бы — вцепился б кошкою в лицо высокорожденной. Мог бы — придушил как гадюку. И было за что, было! Мало было подлой Ареттара!

— Господин, я воспитывал ее внуков, — легким упреком. Так мальчишке втолковывают трудно дающийся урок. — Не знаю, кому они, кроме нее могли помешать. Доказать не могу. Но знаю… она, она их отправила туда, откуда не возвращаются. Я их любил. Теперь мне любить некого.

Закусить губу, вспоминая самую большую из своих потерь. Рэй. Эх, смазливая мордочка, проказливые очи. Бездна силы! И яркость огня! Рэй, Рэй. Рейнар Арвисс.

И не удержать слезы, скатившейся из глаза, оставившей соленую дорожку на щеке.

Никогда не думалось, что вспоминание может быть настоль горьким. Все остальные не шли ни в какое сравнение с этим.

Кусая губы, стараться удержать равнодушное выражение лица, но рвалось оно, сползало мятой карнавальной потрепанной маской.

Даже если б смотрел в лоб ствол оружия, не смог бы сдержать волнения, не смог бы удержаться. Не смог бы не кусать губ.

— Да, я ненавижу ее, мой господин, — тихо, едва слышным, тяжелым шепотом.

Ненавижу….

Наплевать бы на этикет, рухнуть в кресло, но нет сил сделать шаг — и нет желания угадывать что это — то ли выпил их взгляд повелителя Эрмэ, то ли волнения и ожидания сожгли былую закалку.

Тихо опуститься на пол, у ног повелителя половины мира. И не в силах сдержаться — прикрывать лицо руками, что б хоть не было видно волнения, соли на щеках, дрожащих губ.

Боль рвала когтями горло. Ненависть клокотала горячим варевом. Из боли и ненависти рождалось презрение — к самому себе.

Это презрение разливало по венам холодную желчь, жалило кожу, заставляя вспоминать о пунцовых одеяниях стыда.

— Мой господин, — тихо-тихо, почти неслышно, только вздохом.

"Мой господин…" И чего уж таить. Сладки были эти слова. Слаще меда. Желанны. "Мой господин"… Давно минуло время, в котором он не признавал никакого господства над собой.

Это было. И минуло. Боролась душа, из последних сил пыталась вырваться из капкана.

"Ненавижу!" Только куда раньше родилась его ненависть, даже раньше, чем несвобода.

Усмешка тронула губы Хозяина Эрмэ, полыхнул заревом взгляд, пригибая к земле…. Коснулась рука, тщательно завитых локонов, сжались пальцы, ухватив белоснежные пряди.

— Еще раз сделаешь что-то поперек моей воли — убью! Такое перед смертью испытаешь, что смерть тебе избавлением покажется! Сам ее призывать станешь! А пока — живи! Черт с тобой! Получишь Иллнуанари, раз был уговор. Только ты уж сам убеди Анамгимара подвинуться….

— Да, господин, — тихим всхлипом, тяжелым вздохом.

— "Да, господин"! — передразнил Император. — Если проиграешь ему — ответишь за все! И за мальчишку и за все то, что сулил, но не сделал. Понятно тебе, рэанин? Впрочем, можешь попытаться сбежать. Тогда поиграем в догонялки…

Только слабо кивнуть, показав, что все понял.

Молчать.

Ждать.

Опять ждать! И чувствовать, как отпускает слабость. И слышать как удаляются, затихают шаги.

Встав, подковылять к узорчатой решетке, прислониться лбом к холодному золоту. Стоять, не чувствуя, как летит время. Не чувствуя ничего, кроме страшной, зовущей пустоты в мыслях, отсутствия чувств.