Дом железных воронов - Оливия Вильденштейн Страница 25

Мои щеки пылают. Данте улыбается, довольный тем, что его обнаружили, или, возможно, он улыбается, потому что гордится тем, что заставил мое тело так ярко отреагировать. Я все еще надеюсь, что Джиа решит – Данте целовался с какой-то другой женщиной, но затем он сдвигается в сторону, чтобы передать бочонок, который все еще у него в руке, и у меня нет времени скрыться за деревянный стеллаж.

Серые глаза Джианы останавливаются на мне, в них столько упрека, что у меня все внутри сжимается. Я хочу сказать, что не я первая начала, но она уже поднимается наверх с вином. Я закрываю лицо и опускаю голову.

– Эй… – Данте скользит рукой по моему запястью, чтобы погладить по щеке. – Я знаю, что ты на работе, но я принц. У тебя не может быть неприятностей из-за поцелуя с принцем.

Меня охватывает такое мучительное чувство вины, что я не могу заставить себя открыть глаза и посмотреть на него.

– Если она будет тебя ругать, – он гладит меня по скуле большим пальцем, – я отрежу ей язык.

Я широко распахиваю глаза, воздух застревает в горле.

– Данте, – шиплю я. – Нет. – Я качаю головой, одновременно стряхивая его ладонь.

– Я не потерплю, чтобы кто-то причинил тебе боль, Фэл. Словами или действиями.

– Джиана никогда не сделает мне больно.

– Я видел, как она посмотрела на тебя.

– Она мне как сестра, Данте. Заботливая и обеспокоенная.

Он наблюдает за мной из-под опущенных ресниц, его глаза больше похожи на пролитые чернила, чем на полуденное небо.

– Ну, ее беспокойство неуместно, потому что я никогда тебя не обижу.

– Ты принц. Принц. А я… я круглоухая девушка с другой стороны канала. Это то, что она видит. Это то, что видит мир.

Он опускает подбородок ближе к шее.

– Ты та девушка, с которой я хочу проводить свои ночи, Фэллон.

Сердце учащенно бьется, и я больше не чувствую вины. Что, если Бронвен не предвидела, что я выйду за него замуж, но каким-то образом заставляет его желать меня?

– Ты упомянул ночи, – говорю я. – А как насчет дней? Разве ты не хочешь провести их со мной?

Он снова вторгается в мое пространство и запускает длинные пальцы в мои волосы.

– Я не упомянул дневное время, потому что оно заполнено работой.

– Значит, не потому, что твой брат и мой дедушка не одобрили бы? – Или из-за твоей принцессы?

– Мне не нужно их одобрение, Заклинательница змей. – Он убирает прядь волос с моей щеки, затем целует меня еще раз. – Я нужен во дворце сегодня вечером и на следующей неделе, но как только я освобожусь от своих королевских обязанностей, я заберу тебя. – Он отступает назад. – И я хочу, чтобы ты надела свое новое платье.

Интересно, наверху ли Энтони, и если да, то говорила ли с ним Джиа.

– Фэллон?

Я скрываю свою вину под лучезарной улыбкой, потому что мне уготован трон, а не рыбацкая лодка, и Данте предназначен мне, а не заграничной принцессе.

– Просто скажи мне, где и когда, и я буду готова.

Данте улыбается:

– Я буду отсчитывать часы до нашей новой встречи. Минуты. Секунды.

Мое сердце колотится в груди, когда он, подмигивая, отступает. Я чувствую себя такой порочной. Прокручиваю в голове все, что произошло, и то, что осталось сделать: мне предстоит ужасный разговор с Энтони. Я собираюсь быть прямолинейной и честной. Он не сможет использовать мои чувства к Данте против меня.

Кроме того, я никогда не давала ему никаких обещаний.

Прокручивая в голове варианты, я наконец возвращаюсь в зал.

Пришло время.

Слова Бронвен снова звенят в моей голове, усиливая мой и без того бешеный пульс.

Если он устроит мне свидание в замке и я найду статую птицы…

Мысль о том, что кто-то управляет моей судьбой, скорее пугает, чем утешает. Тем более что предсказывать будущее – это не сила фейри, а у людей сил нет вовсе.

Из какого подземного мира Бронвен?

Глава 15

– Хорошо провела вчерашний вечер, Берил? – Лорд, чью тарелку я забираю, гладит упругий зад Берил, усаживая ее к себе на колени.

– Разве не у всех так, синьор Аристид? – Она настолько привыкла флиртовать, что ее яркая улыбка выглядит искренней.

У этого мужчины дурная репутация, но он хорошо платит, так что никто не жалуется.

– Ты же не собираешься пойти по стопам Катрионы и повысить цену после свидания с королевской особой, не так ли?

Я медленно складываю грязную посуду, подслушивая, но прежде чем успеваю подумать об этом, выпаливаю:

– Ты тоже была с королем Марко?

Аристид переводит взгляд на меня:

– Эта красавица ускользнула с принцем.

Столовые приборы, которые я собираю, со звоном падают на тарелку. Данте упомянул, что беспокоился обо мне, но когда именно он волновался? Когда спал с Берил или развлекал свою принцессу?

Лорд ухмыляется:

– Мне кажется, служанка ревнует, Берил.

Я представляю, как протыкаю его. Вилкой. В щеку.

Берил покусывает кончик его длинного носа.

– Оставь ее в покое, Аристид.

Он зарывается лицом в ее декольте, срывая смешок с ее темно-розовых губ. Она смотрит на меня и одними губами произносит: «Прости».

За что? Что переспала с Данте или за непристойности Аристида?

– Наслаждаетесь представлением, синьорина Росси? – Голос лорда приглушен ее смазанной маслом кожей.

Я стряхиваю с себя оцепенение и ухожу, прежде чем он разобьет мою гордость вдребезги. Грусть поглощает меня целиком, и мои глаза щиплет так сильно, что я не отрываю их от пола. Я так сосредоточена на том, чтобы сдержать слезы, что чуть не врезаюсь в посетителя, входящего в таверну.

Конечно, это Энтони, кто же еще.

Он поддерживает меня с такой нежностью, что мне хочется схватить его за руку и вытащить из таверны. Я хочу отгородиться от мира и раствориться в нем. Новая волна вины захлестывает меня, потому что я его использую, стало быть – я не лучше остальных в этом зале.

Маттиа и Риччио входят вслед за Энтони и приветствуют меня, но я слишком напряжена, чтобы ответить. Сглотнув, я указываю им на три пустых места в баре и уношу стопку грязных тарелок на кухню.

Вместо того чтобы немедленно вернуться, я остаюсь на кухне. Мне нужна минутка.

Или десять.

Мне нужно собраться с эмоциями и разобраться в своих мыслях.

Родители Сибиллы работают в четыре руки, наполняя тарелки и помешивая в кастрюлях. Они действуют слаженно, словно танцуют, два столетия супружеской жизни идеально настроили