Левон Хачатурянц - Путь к Марсу. Научно-фантастическая хроника конца XX века Страница 25

На шлифовку экипажа отводилось три месяца.

Каждый космонавт, кроме своих прямых обязанностей, — шеф ряда полетных экспериментов. Он должен знать все тонкости своего исследования не хуже, чем ученые — постановщики эксперимента. О ежедневных тренировках в спортивном зале и плавательном бассейне, на тренажерах, центрифугах, в барокамерах — об этом и говорить не приходится.

Время у космонавтов расписано по минутам. Но одной из важных составляющих психологической подготовки к полету были ежевечерние сборы у самовара в комнате у Виктора Сергеевича.

О чем только не говорили на этих чаепитиях! Но вольно или невольно все разговоры вновь и вновь возвращались к предстоящему полету. В эти минуты Виктор Сергеевич никогда не забывал включить ЛАК — Логический анализатор Карпова. Помигивая сигнальными лампочками, ЛАК запоминал, отсеивал, обобщал, а наутро выдавал свои заключения по обсуждаемым проблемам.

Особой сложности задача была у врача экспедиции Марины Стрижовой. Ей нужно было знать своих товарищей не только не хуже, но даже лучше, чем командир. И она беззаветно отдавала этому исследованию все свои силы.

Вот, например, Сергей Меркулов. Второй пилот. Если можно так сказать — второй человек на корабле. О невозмутимом спокойствии его ходят легенды. Казалось бы, Меркулов для всех открытая книга.

А всегда ли так невозмутимо спокоен второй пилот, каким кажется многим?

Нет, не всегда. Неделю назад в термобарокамере проигрывался выход в космос для ремонта солнечных батарей. Куда только девалось «спокойствие сфинкса»? И зрачки расширены, и пульс за девяносто ударов! А ведь Сергей знал, что он на Земле. Если потребуется, в любую минуту ему могут прийти на помощь. В реальном же полете в самых сложных ситуациях — Марина прежде не раз наблюдала Меркулова за работой в космосе — Сергей полностью собран и уверен в себе. Это для многих оставалось загадкой, а Марина понимала, в чем тут дело.

Много лет назад Сергей учился летать на планерах. Каждый полет был борьбой с самим собой, с противным, липким страхом, который его всякий раз охватывал! Этот кошмар продолжался долго, до тех пор, пока Меркулов не попал в серьезную аварийную ситуацию.

В запасе оставалось несколько секунд. Инструктор радирует: немедленно прыгай! В ответ чуть ли не лекция о конструкции планера и теории полета. Меркулов пытается логическими рассуждениями найти причину аварии. И он таки нашел выход из критического положения!

На Земле, где его уже чуть ли не похоронили, Сергей рассказал: «Почему с парашютом не прыгнул?.. А чего мельтешить? Машину создал человек. В каждом винтике его мысль. Любые выкрутасы машины человек может понять. Необходимы спокойствие и уверенность. Решение придет, потому что человек хозяин положения».

С не меньшим интересом Марина присматривалась к Георгию Калантарову. Люди его склада обычно страдают очень распространенным недостатком: прирожденные изобретатели, они готовы бесконечно совершенствовать все, что попадает им в руки. В погоне за жар-птицей такие изобретатели забывают реальную цель. Они могут завалить любое дело, безнадежно его затянув. В отличие от подобных «умельцев» Калантаров мог объективно оценивать собственные возможности.

Уже здесь, в Байконуре, увидел он «окно» Марины. Одобрил затею, походил вокруг, покашлял в кулак. Через неделю «окно» было автоматизировано: отдергиваешь занавеску — включается кадр, соответствующий календарному дню. Через каждый час слайды меняются сами. Задернешь занавеску — «окно» выключается.

Чрезвычайно любопытно сочетание полярных темпераментов Акопяна и Калантарова. В работе это дает несомненный эффект, превышающий простую сумму вложенного труда. Даже в шутливом розыгрыше обязанности распределяются по-товарищески: генерирование идей и общее руководство осуществляет бортинженер, непосредственное исполнение, придание шутке изящных форм — Калантаров. Получивший широкую известность эпизод под названием «Свободу роботу!» — один из примеров их творческого содружества.

Меркулов как-то работал в паре с кибернетическим «жуком», подавая ему команды голосом.

«Жук» аккуратно протер линзу перископа и замер в выжидательной позе. Это удивило Меркулова, так как «жук» должен был не только протереть объектив, но и закрыть его крышкой.

— Почему медлите? — спросил он «жука» и тут же повторил команду: — Повторяю, закройте глазок!

«Жук», недолго думая, прихлопнул крышку на свой левый фотоэлемент и стал похож на одноглазого пирата.

— Вам только масло в подшипники наливать! — в сердцах ругнулся Меркулов.

А «жук» взял да и обиделся.

— Не говорите глупости! Не говорите глупости! — скрипучим механическим голосом несколько раз пробубнил он, что должно было означать: «Я исполняю лишь точно сформулированную команду».

Редкостная сцена смущения твердокаменного Меркулова доставила бортинженеру и штурману полное творческое удовлетворение. Это они два последних дня учили «жука» отказываться выполнять неточно сформулированные приказы.

В один из мартовских вечеров Марина неожиданно стала расспрашивать товарищей, как они проводят свободное время.

Эта тема задела всех. Состоялся оживленный, даже слишком оживленный разговор о мире увлечений каждого.

Выяснилось, например, что страстью самой Марины был подводный мир. За три последних отпуска она успела собрать огромную коллекцию моллюсков чуть ли не из всех морей и океанов.

Сергей Меркулов всем на удивление оказался отпускником-неудачником. Он заранее договаривался с женой о далеком путешествии куда-нибудь в Индию или Африку. Они тщательно продумывали маршрут, покупали акваланги, рыболовные снасти, термосы, но планы самым неожиданным образом каждый раз рушились. Очередное «путешествие» начиналось и заканчивалось в их небольшом домике в Карелии. Как всегда, супруги не могли договориться, кому доверить любимого кота Пантелея.

Виктор Сергеевич любил отдыхать в Сибири. Пешком, с ружьем и рюкзаком он исходил звериными тропами сотни километров по тайге. И так много лет подряд. Сначала ходил один, потом с подросшим сыном Антоном.

Для Акопяна отпуск был тяжелее любой работы. Целыми днями он маялся, ждал вечера, а затем отправлялся в шахматные клубы, где выступал в различных блицтурнирах. Он готов был сразиться с кем угодно — с пионерами, с гроссмейстерами, с целыми командами… Однако вечер за шахматным столиком пролетал слишком быстро. А так как Сурен привык просыпаться очень рано, то день отпускника, лишенный каких-либо занятий, тянулся томительно долго в ожидании нового вечера. Как тут не устанешь?