Дино Динаев - Контракт Султанова Страница 27

— Представьтесь, — велела Гемлер.

— Вениамин Герберт, — ответил Веничка своим зычным голосом. — Член Алгинского отделения союза российских писателей.

— Вы читали книги Султанова?

— Я был назначен издательством его редактором.

— Что вы можете сказать конкретно?

— Пишет гладко, но писать сейчас все умеют. Сюжет вязкий, не знаю, что издатель в нем нашел. Лучше бы про войну на Украине писал.

— Мы не об этом, — поморщилась Гемлер. — Что вы можете сообщить конкретно по смыслу произведения Султанова?

Веничка зыркнул глазами на Султанова, и тот сразу понял, что сейчас что-то будет. Лучше бы он ошибся. Судя по всему, его решили доконать.

— Бред, — емко сказал Веничка.

В зале возник уголок всеобщего довольства. Смеялись Сенаторов, Донат с Галкой, Гемлер, подростки вообще ржали. Не смеялась только Дивулина.

— Что вы смеетесь? — крикнула она, голос ее предательски сорвался. — Вы хоть читали его книги?

Адвокат сразу вцепился в бедную девушку:

— А вы читали?

— К сожалению, книги Султанова у нас не издаются.

— Тогда помолчите! — выкрикнул Сенаторов. — У вас есть возможность узнать, что это за книги Султанов ваяет у нас под боком. Продолжайте, свидетель!

Веничка сипло откашлялся и продолжил.

— Писательство-особый дар, но Султанов им не обладает. Ему свойственна мнительность и повышенная тяга к изображению насилия. В его понимании люди остаются таковыми только до той поры, пока дело не касается их лично. Не важно чего. Их денег, женщин, жизни, жизни их близких. Тогда люди моментально забывают о том, что они люди. И превращаются в беспощадных жутких скотов!

Это он хорошо сказал для писателя, подумал Паша. Смачно.

— Черно-белое у истца видение мира. Ближе к черному, — констатировал Сенаторов. — Разве человечество состоит из одних лишь уродов? А как же творения великих зодчих прошлого, художников, мыслителей.

— А как же десять тысяч войн? — как бы, между прочим, спросил Султанов.

— Не прерывайте адвоката, истец! — сурово одернула его Гемлер и более ласково обратилась к Сенаторову, словно мать родная. — Продолжайте, коллега.

— А что я? Пусть свидетель расскажет о главном "герое" этого горе-писателя.

— Да ты хоть пару строк написал за свою жизнь? — возмутился Султанов.

— Да такую ерунду, которую вы пишите, написал бы с легкостью, — без обиняков заявил Сенаторов. — Расскажите свидетель про этого "героя" в очень больших кавычках.

Веничка лишь крякнул. Да, про Быстреца можно было много чего порассказывать. Так что поначалу Веничка говорил односложными предложениями.

— Отморозок. Нелюдь. Негодяй. Полное ощущение, что живет на свете один. Никаких понятий о чести. Никаких тормозов. Голая рефлексия. Этакий волк на двух ногах.

— Господи, — вздохнула Гемлер. — Как хорошо, что таких так называемых писателей не издают в нашем городе.

При этих ее словах Султанова словно кольнуло в самое сердце.

— А кстати, Веничка, почему меня не издают в родном городе? — громко спросил он через весь зал, и Герберт непроизвольно втянул голову в плечи.

— Мракобесие, современное мракобесие, — продолжил он уже не так бодро.

— Может, поэтому и не печатали, чтобы ты оказался единственным консультантом? — продолжал гнуть свое Султанов.

— Прекратите давление на свидетелей! — рявкнула Гемлер. — Это последнее предупреждение. Если последует еще одно, вас выведут из зала. Вам все ясно?

— Абсолютно! — Султанову стало понятно, что, судя по всему, досидеть до конца процесса ему не суждено.

— Свидетель, скажите, по какому принципу велся отбор авторов? — обратилась Гемлер к Герберту.

— Издатель прочел первые десять листов и решил, что эту вещь будут покупать.

— Десять листов? — деланно изумился Сенаторов и патетически воскликнул. — Где взяться Толстым и Пушкиным в наше время?

— Обычно читают еще меньше. Достаточно одной страницы, технику видно сразу. Это все равно, что как по тому, как человек берет нож, сразу видно, умеет ли он с ним обращаться, — по инерции возразил Веничка, и Паша не замедлил в него вцепиться, это был его последний шанс.

— Так значит, я умею писать книжки? — спросил он. — Отвечайте! Что де вы молчите? Может быть, вы сообщите суду побудительные причины, заставившие вас взяться за редактирование книг, о которых вы выразились столь уничижительно? Только не вздумайте врать, лжесвидетельство карается по закону!

— Я не помню, — с натугой проговорил Герберт.

Может, действительно не помнил. Столько водки жрать. Не всякому писателю под силу. Только настоящему.

Почувствовав неуместную заминку, Гемлер поспешила отправить Веничку отдыхать на скамеечку.

— У меня имеется еще один свидетель! — торжествующе провозгласил Сенаторов. — Директор издательства "Прекрасная Аврора"! Лазарь Лаврентьевич, прошу вас!

Уж кого-кого, а Лазаря Паша надеялся увидеть меньше всего. И как они его нашли?

Издатель вышел к трибуне в сером простецком костюме, положил руки на пюпитр, устало посмотрел прямо Султанову в глаза. У того внутри все сжалось от дурного предчувствия.

— Что вы можете сообщить суду? — спросила Гемлер.

— Трудно признаваться в своих ошибках, — горестно заметил Лазарь. — Наше сотрудничество не заладилось с самого начала. Моральный аспект героев Султанова отпугнул потенциальных клиентов. Коммерческого успеха у его книг нет. Их никто не покупает. Читатель устал от немотивированного насилия.

Султанов уронил голову в ладони. Это был конец. До последнего момента у него была хоть призрачная надежда выбраться из окружающего его кошмара. Была цель. Теперь у него ее забрали. Словно маяк загасили в штормовую погоду. Плыви куда хочешь.

— Прости, Паша, если сможешь, — притворно вздохнул Лазарь.

— Для того чтобы просить прощение, в суд не ходят, — проговорил Султанов.

Гемлер выглядела удовлетворенной. Видно она была из той породы людей, что чувствует себя хорошо только тогда, когда другому плохо. А то, что выступление Лазаря выбило Султанова из колеи, было заметно даже слепому. Создавалось ощущение, что достичь уныния Султанова было главной чуть ли не единственной целью судьи.

— Пора закрывать дело! — с довольным видом подъитожила Гемлер. — Мы установили следующее! Как писатель вы ничего не стоите. За так называемую преподавательскую деятельность вас вообще надо судить. Но это дело не нашей компетенции. Наше дело расторгнуть ваш брак с этой несчастной женщиной, которой выпала беда быть замужем за подобным "гением". И передать ей все нажитое ее честным трудом хозяйство, а точнее: квартиру и машину. Вы с чем-то не согласны, истец?