Дом шизов / Crank Palace - Джеймс Дашнер Страница 3

Остальные в округе будто застряли между первой и последней стадиями — метались в ярости, тонули в нерешительности, захлёбывались тоской. Он видел, как мужчина шел через перекресток со своей маленькой дочерью, держа ее за руку, с таким видом, словно они собирались в парк или в магазин за конфетами. Но прямо посреди улицы он остановился, уронил руку девочки, посмотрел на нее как на чужую, а потом заплакал, как ребенок. Ньют увидел женщину, жующую банан — откуда она взяла этот грёбаный банан? — которая вдруг замерла на полпути, швырнула его на землю и принялась яростно топтать обеими ногами, словно это была крыса, грызущая её младенца в опрокинутой коляске.

И, конечно же, были те, кто, без сомнения, перешагнул за грань, ту черту на песке, которая отделяла человека от животного, людей от диких зверей. Прямо посреди дороги лежала девочка — лет пятнадцати, не больше. Бессвязно бормоча, она яростно грызла собственные пальцы, так что кровь стекала обратно ей на лицо. И каждый раз, когда это происходило, она хихикала. Неподалёку мужчина присел над чем-то, напоминающим кусок сырой курятины — бледно-розовым и склизким. Он пока не ел, но его глаза метались из стороны в сторону, пустые, без признаков разума, готовые ринуться в атаку на любого, кто посмеет отнять его «добычу». Дальше по той же улице несколько шизов дрались друг с другом, как стая волков, кусаясь, царапаясь и разрывая друг друга, словно их бросили в гладиаторский колизей и только одному из них позволили уйти живым.

Ньют потупил взгляд и опустился на тротуар. Он снял с плеч рюкзак и взял его в руки, нащупал твердый край пушки, которую он украл из тайника Хорхе на Берге. Ньют не знал, как долго прослужит это энергозависимое, стреляющее электрическими снарядами устройство, но решил, что оно ему не помешает. В кармане джинсов лежал сложенный нож - довольно надежный, если дело дойдет до рукопашного боя.

Но в этом-то все и дело. Как он и думал раньше, все, что он видел вокруг, стало для него чем-то вроде «новой нормы», и, черт возьми, он не мог понять, почему не испытывает ужаса. Он не чувствовал ни страха, ни опасений, ни напряжения, ни врожденного желания бежать, и бежать, и бежать. Сколько раз он сталкивался с шизами после побега из Лабиринта? Сколько раз он чуть не наложил в штаны от ужаса? Возможно, именно тот факт, что теперь он стал одним из них, быстро опустившись до уровня их безумия, и обуздал его страх. А может, это было само безумие, уничтожающее его простейшие человеческие инстинкты.

А как же вся эта фигня с зимней ярмаркой? Неужели Вспышка, наконец, освободила его от власти Стёрки, которой подверг его ПОРОК? Может быть, это и есть билет в его последнее путешествие за Черту? Он и без того испытывал самое острое и глубокое отчаяние, которое когда-либо испытывал в своей жизни, навсегда покидая своих друзей. Если воспоминания о прежней жизни, о семье начнут безжалостно вторгаться в его сознание, он не знал, как сможет это выдержать.

Грохот моторов наконец — слава богу — вырвал его из этих все более мрачных мыслей. Из-за поворота улицы, ведущей прочь от города, вынырнули три грузовика. Хотя назвать их просто «грузовиками» было все равно что назвать тигра кошкой. Эти махины были чудовищных размеров: футов сорок или пятьдесят в длину и почти столько же в высоту и ширину, покрытые бронёй, с затемнёнными окнами, перекрытыми стальными решётками. Колёса возвышались над Ньютом так, что он мог бы встать под ними в полный рост — и всё равно не достал бы до верха. Он только замер, уставившись, с трепетом гадая, что же ему предстоит увидеть.

Из всех трех машин одновременно раздался гудок, громоподобный звук, от которого у него затрещали барабанные перепонки. Это был звук, который он слышал ранее из Берга. Некоторые из окружающих шизов при виде чудовищ на колесах бросились бежать, все еще достаточно умные, чтобы понять, что опасность пришла с горизонта. Но большинство из них ничего не замечали, наблюдая за происходящим, как и Ньют, с таким же любопытством, как новорожденный ребенок, впервые увидевший свет и услышавший голоса. У него было преимущество - расстояние и обилие толп между ним и только что прибывшими. Чувствуя себя в безопасности в самом небезопасном месте, Ньют наблюдал за развитием событий, хотя и расстегнул молнию на рюкзаке и положил одну руку на прохладную металлическую поверхность украденной пушки.

Грузовики остановились, шум их гудков затих, превратившись в гулкое эхо. Из кабин высыпали мужчины и женщины, одетые до пят в черное и серое, некоторые - в красные рубашки, натянутые на торс, груди бронированы, головы покрыты шлемами, блестящими как темное стекло, все они держали в руках длинноствольное оружие, по сравнению с которым пушка Ньюта казалась игрушечным пистолетом. По меньшей мере дюжина этих солдат начала беспорядочную стрельбу, целясь в каждого, кто двигался. Ньют ничего не знал об оружии, которое они использовали, но вспышки света вырывались из их стволов с шумом, который напомнил ему Фрайпана, когда тот стучал тяжелой палкой по искореженному куску металла, найденному ими где-то в недрах Глэйда. Чтобы сообщить людям, что его последнее и величайшее блюдо готово к употреблению. Оно издавало вибрирующий звук, от которого дрожали все его кости.

Они не убивали шизов. Они просто оглушали их, временно вызывая паралич. Многие из них продолжали орать и выть, даже свалившись на землю, — и не умолкали, пока солдаты, без малейшей нежности, волокли их к огромным дверям в задней части грузовиков. Пока Ньют наблюдал за наступлением, кто-то открыл их, и за этими дверьми оказалась огромная камера для содержания пленных. Должно быть, солдаты съели много мяса и выпили много молока, потому что они подхватывали вялые тела шизов и забрасывали их в темноту, словно те были не более чем тюками сена.

— Какого хрена ты делаешь?

Голос — резкий, как щелчок тугой струны — прозвучал прямо у Ньюта за ухом. Он вскрикнул так громко, что был уверен: сейчас солдаты бросят всё и ринутся за ним. Резко развернувшись, он увидел женщину, притаившуюся рядом, за тем самым упавшим столбом. У неё на руках был маленький ребёнок — мальчик лет трёх.

Сердце Ньюта дрогнуло от ее голоса - впервые он испугался, когда вышел наружу, несмотря на все ужасы, творящиеся вокруг.