Александр Казанцев - Блестящий проигрыш Страница 3

- Бывает, конечно, - согласился Гурвич. - Хотите отойти королем, пойти на размен? Пожалуйста.

- Хода обратно не попрошу, - заявил Поэт и сделал ход: 44.Kpg3.

Гурвич усмехнулся и показал вариант:

- 45.K:d2 С:f1 46.K:f1 Kpf3! 47.Kph4! - это очень важный ход! (Диаграмма 5.). - 47...Kpg2 48.Ke3+ Kpf3 49.K:g4 Kpg2 50.Cd6 - и белые выигрывают!

- Ишь какой хитрец! Беру ход обратно после вашего важного хода королем: 47...g3! - попробуйте-ка взять пешку? А?

- А мы другую возьмем, - улыбнулся Гурвич. - 48. Kp:h3 g2 49.Kh2+ (Диаграмма 6.), - и вы, черные, проиграли.

- Черные не вы, а мы! - неожиданно вмешался Капитан. - Вернемся назад. Благо шахматисты - единственные, кто владеет "машиной времени" и может начинать сначала, при анализах, разумеется. Значит, придется после шаха конем на f3 брать его пешкой.

- Тогда последует заключительная фаза комбинации, - показал я: 44...gf 45.Фf1+ Kpg3 46.Фf2+.

- Ферзя-то зачем зевать? - крикнул Поэт и, дотянувшись длинной рукой до доски, схватил белого ферзя.

Я поставил на его место черного и объявил:

- Cd6 - мат! (Диаграмма 7.)

- Обратите внимание, - заметил Гурвич. - Все фигуры передвинулись. Целых четыре поля вокруг черного короля заняты его пришедшими на эти места фигурами: двумя пешками, слоном и даже ферзем - четыре активных блокирования! И белый король оказался на месте, чтобы принять участие в матовой картине.

- Неужели он видел ее, когда пошел королем вперед? - прошептал я.

- Все это позволило белым, - не слушая меня, продолжал Гурвич, - дать мат единственным оставшимся у них слоном. Не без помощи защитников, заметьте. Совсем как при досадном голе на футбольном поле.

- Вы бы еще пенальти перенесли на шахматную доску, - сердито буркнул Капитан.

- И мат дан не с краю доски. Это тоже красивее, - продолжал Гурвич. Вот в этом и заключается эстетика на клетчатой доске. - И он взглянул на Капитана. - Высшая красота, как и в жизни, в торжестве мысли над грубой силой! - И Гурвич назидательно постукал пальцами по группе сгрудившихся черных фигур.

- Эстетика, эстетика! Чего тут восхищаться! - вскипел Капитан. - Мы же проиграли эту партию. И матч не выиграли!

- Но зато какой мат получили, - улыбнулся Гурвич.

- Блестящий проигрыш! - всплеснул руками Капитан, вложив в эти слова весь сарказм, на который был способен.

Поэт заключил спор тут же придуманным четверостишием:

- Кто бывает рад,

Когда получит мат?

Конечно, этюдист!

Попробуй разберись!

Мы разобрались в позиции и стали расходиться. Жене хотелось домой. Она и так стоически провела здесь вечер, утверждая, что ей были интересны люди и их переживания, а не фигурки, переставляемые на доске. Однако меня что-то удерживало. Мы прошли через дубовый зал, и я заметил своего моложавого, но седого полковника. Он кого-то ожидал. Оказывается, меня!

Подойдя к нам и извинившись перед моей женой, он несколько застенчиво обратился ко мне:

- Я очень рад, что встретился за доской с этюдистом.

- Почему? Вас интересуют этюды или способность этюдиста к практической игре?

- Видите ли... я сам немного этюдист. Хочется показать вам некоторые мои слабенькие этюды.

Мы переглянулись с женой и вернулись в гостиную, где столбиком стояли на столе еще не унесенные комплекты шахмат.

- Какие же этюды вы составляете, Борис Андреевич? - поинтересовался я.

- Стремлюсь выразить что-нибудь необыкновенное, хотя я совсем не "гений, парадоксов друг". Вот, например, мой самый первый этюд - мат одним конем в середине доски.

- Представьте, мой первый этюд тоже был на такую тему, только конь был превращенный. А еще какие темы вас занимали?

- Да вот еще... Этюд несовершенный, конечно, не все поля вокруг короля активно блокируются пешками, но все-таки получился мат в середине доски одним слоном.

- Одним слоном? - не веря ушам, переспросил я.

- Да, но вокруг черного короля, к сожалению, одни лишь пешки, фигур нет.

Я ужаснулся. Только жена заметила это, но, как и я, постаралась не подать виду. Она наблюдала, какие страсти владеют людьми, всего лишь смотрящими на шахматную доску. Ей было непонятно, но занятно.

- Мне очень нравятся этюды Гурвича. Жаль, что он не играл сегодня, продолжал Сахаров. - Мне близки его взгляды на этюды.

- У нас общие вкусы, - заметил я, пристально глядя в лицо недавнему противнику. И я решился: - Скажите, Борис Андреевич, почему вы так долго думали над записанным ходом? Увидели этюд?

- Знаете, так бывает в шахматах. Вдруг покажется. Хотите, я покажу вам записанный ход?

- Нет! Зачем же! - запротестовал я. - Это против правил!

- Это правила для игроков, а мы с вами этюдисты, художники!

- Если хотите оказать мне доверие, то я им не воспользуюсь.

Но я воспользовался! Неожиданно для себя воспользовался, едва он назвал записанный ход - 41.Л:g4!

- Если вы записанным ходом жертвуете мне качество, то я сдаю вам партию, - объявил я.

- Что вы! Зачем? - запротестовал он. - Нам предстоит еще сложная игра!

- Даже красивая, этюдная. Я покажу вам ее. Мат одним слоном.

- Вы решили подшутить надо мной! - Седой полковник стал сразу серьезным, подобранным, почти оскорбленным.

- Отнюдь нет! - И я быстро расставил отложенную позицию и показал наше с Гурвичем ее решение.

- Мат одним слоном при четырех активных блокированиях, - торжествующе сказал я. - Пешками, слоном и даже ферзем!

Борис Андреевич нахмурился.

- Я не видел этого финала, - отрезал он. - Вы зря сдали партию. Могли бы встретиться завтра.

- Мы встретимся! Еще встретимся, - пообещал я.

Он снова жестко пожал мне ладонь и учтиво поцеловал жене руку. Она смотрела на него, стройного, удаляющегося с высоко поднятой головой.

- Зачем же было обыгрывать самого себя? - обернулась ко мне жена. Ей действительно было непонятно. А понял ли я?

...Я до сих пор не знаю, ради чего Сахаров пожертвовал свою ладью на g4? Директор крупнейшего научно-исследовательского института, доктор химических наук, профессор, член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Ленинской премии и вместе с тем мастер спорта СССР по шахматной композиции Борис Андреевич Сахаров не оставил любимые шахматы. Случилось так, что ему привелось заменить меня на посту руководителя советских шахматных композиторов и вице-президента Постоянной комиссии по шахматной композиции ФИДЕ.

Когда четверть века спустя я предложил Борису Андреевичу вернуться к его "детскому этюду" с матом одним слоном на середине доски, отразившемся на сыгранной нами когда-то партии, он охотно согласился на совместное творчество.

Наша партия не сохранилась в записи, хотя Гурвич советовал мне убрать все лишние фигуры и представить идею в чистом, этюдном виде. Вдвоем с Сахаровым мы много работали над этой сверкнувшей идеей и, смею сказать, подружились. Но воплотить в корректной форме наш замысел нам никак не удавалось. И уже после его безвременной кончины, всегда помня о нем, я опубликовал в своей книге "Дар Каиссы" в очерке "Поэты не умирают" получившуюся у нас позицию. Гурвича уже не было, чтобы оценить, насколько в ней воплощены его идеи о шахматной эстетике. Но сам я не слишком одобрял наш общий этюд. И пытался, пытался и пытался найти иное воплощение замысла. Однако терпел крушение за крушением.