Джеймс Блиш - Аргументы совести Страница 3

II

Из овального переднего окна дома в котором жили Кливер и Руиз-Санчес, открывался вид на обманчиво безопасную равнину простирающуюся до размытого южного берега залива Нижний, части пролива Сфэт. Как и везде на Литии, большая часть взморья представляла собой соленые топи. Во время прилива, вода, заливая мелководье, подходила к дому почти вдвое ближе. Во время отлива, как например сегодня, симфония джунглей дополнялась неистовым лаем стаи легочных рыб. Иногда, когда сквозь облака проглядывала маленькая луна и свет из города был ярче обычного, можно было увидеть прыгающие тени каких-то амфибий или сигмообразный след охотящегося неподалеку литианского крокодила. Еще дальше находился обычно невидимый даже днем из-за непроглядного тумана противоположный берег залива, который тоже начинался с заливаемого приливом мелководья, переходящего в протянувшиеся на сотни километров к экваториальному морю джунгли. Из расположенной в задней части дома спальни открывался вид на остальную часть Ксоредешч Сфэта, главного города огромного южного континента. Удивительно, но землянам было трудно обнаружить даже такой огромный город. Литианские дома возводились из выкопанной из фундамента земли, поэтому они были невысокими и сливались с ландшафтом даже в глазах опытного наблюдателя. Большинство домов старой постройки были сложены из прессованных земляных блоков без использования скрепляющего раствора. За десятилетия блоки спрессовывались и соединялись так, что проще было построить новый дом, чем разрушить старый. Одну из первых неудач на Литии земляне потерпели когда наивно предложили сравнять с землей одно из таких строений при помощи неизвестного литианам направленного гравитационного взрыва. Предстояло разрушить большой толстостенный прямоугольный дом которому было уже около трехсот литианских лет. Взрыв сопровождался сильным грохотом, ужасно напугавшим литиан, но когда все закончилось, здание стояло целым и невредимым. Новые здания были более заметны после захода солнца, потому что последние полвека литиане начали применять в строительстве свои огромные знания в керамике. Новые здания принимали причудливые квази-биологические очертания, аналоги которым было невозможно найти в окружающем мире. Хотя каждое здание строилось в соответствии со вкусом его хозяина и было единственным в своем роде, по его виду легко было понять из какой земли оно возведено. Новые дома хорошо смотрелись на фоне почвы и джунглей, но так как большинство из них были глазурованы, они ослепительно сверкали если во время немногих солнечных дней солнце и наблюдатель располагались под определенным углом к поверхности строений. Именно эти блики, замеченные землянами при облете планеты, впервые натолкнули их на мысль о возможности существования разумной жизни в непроходимых литианских джунглях. Идя к гамаку Кливера Руиз-Санчес наверное уже в десятитысячный раз окинул город взглядом через окно спальни. Ксоредешч Сфэт был для него живым городом - каждый раз другим. Руиз-Санчес физически ощущал неповторимость его красоты. Он проверил пульс Кливера и послушал его дыхание. И то, и другое было учащенным даже для Литии, где высокое давление двуокиси углерода стимулировало дыхательный рефлекс. Тем не менее, священник решил, что Кливер был вне опасности. Сейчас он спал чрезвычайно крепко и его можно было ненадолго оставить без присмотра. Конечно если в город забредет дикий аллозавр... Но вероятность его появления была не выше того, что в центр Нью-Дели проберется оставленный без присмотра слон. Это могло произойти теоретически, но на деле никогда не происходило. А кроме аллозавра на Литии не было других опасных животных, способных забраться в закрытый дом. Руиз-Санчес убедился, что в графине стоящем в нише рядом с гамаком есть свежая вода, вышел в холл и надел ботинки, длинный плащ и водонепроницаемую шляпу. Он открыл каменную дверь и, обдуваемый порывами резко пахнущего морем воздуха, оказался прямо посреди ночного шума. Моросил дождь, рассеянная в воздухе влага обрамляла цветными кругами огни Ксоредешч Сфэта. Огни двигались также где-то далеко на воде. Наверное это шел колесный паром на Илит, огромный расположенный поперек Верхнего залива остров, который отделял пролив Сфэт от экваториального моря. Повернув установленное снаружи колесо, Руиз-Санчес запер дверь. Он достал из кармана плаща мелок и написал по-литиански на специальной прикрытой защитным козырьком доске "Здесь болезнь". Этого было достаточно. Любой желающий мог открыть дверь просто повернув колесо, но литианское общество были чрезвычайно высоко социально организовано, и литиане блюли общественные условности как если бы это были законы природы. После этого Руиз-Санчес направился в центр города к Дереву Связи. Асфальтовые улицы сверкали от желтого света пробивающегося из окон и белого из далеко стоящих друг от друга, прикрытых колпаками фонарей. Хотя на улице в это время почти никого не было, иногда он проходил мимо восьмифутовой кенгуроподобной фигуры литианина и тогда оба с искренним любопытством разглядывали друг друга. По вечерам литиане не выходили из домов и занимались там чем-то таким, о чем Руиз-Санчес не имел представления. За овальными окнами домов мимо которых он проходил, он часто видел движущиеся поодиночке, парами и по трое фигуры. Иногда казалось что они разговаривают. О чем? Это был хороший вопрос. На Литии не было преступности, газет, домашних систем связи, искусства которое можно было бы отделить от их ремесел, не было политических партий, общественных развлечений, не было деления на нации, не было игр, религии, спорта, праздников. Но ведь не могли же они проводить все свое свободное время обмениваясь знаниями, обсуждая вопросы философии или истории? Или именно этим они и занимались? Возможно, неожиданно подумал Руиз-Санчес, заходя в свои кувшины, они просто впадают в спячку! Но как раз когда ему пришла эта мысль, священник миновал другой дом и увидел движущиеся в разных направлениях силуэты... Порыв ветра забрызгал его лицо мелкими каплями. Он машинально ускорил шаг. Если ночь окажется особенно ветренной, Дерево Связи наверняка примет много посланий. Оно уже виднелось впереди него - похожий на секвойю гигант, возвышающийся у самого устья реки Сфэт русло которой огромной змеей пробиралось в сердце материка, туда, где Глешчетк Сфэт - в переводе Озеро Крови - извергало в него мощные потоки воды. Дующие вдоль долины реки ветры раскачивали и наклоняли дерево. При каждом движении ствола корневая система дерева, проходившая под всем городом, дергала и деформировала подземную кристаллическую скалу. Город был основан на этой скале так же давно в литианской истории, как Рим на Земле. При каждом таком нажатии, подземная скала отвечала всплеском радиоизлучения которое принималось не только по всей планете, но и в космосе. Разумеется, эти всплески представляли из себя бессмысленный шум. Как литиане использовали эту какофонию для передачи посланий и разнообразной информации,для работы восхитительной навигационной сети, всепланетной системы точного времени и многого другого - это Руиз-Санчес даже и не мечтал понять, хотя Кливер утверждал, что это было элементарно просто и необходимо было лишь во всем разобраться. Это было как-то связано с полупроводниками и физикой твердого тела которые - как утверждал тот же Кливер - литиане понимали лучше любого землянина. Руиз-Санчес с изумлением подумал, что так можно сказать о чем угодно. Любое знание либо было абсолютно доступным для понимания сразу, либо же переходило в раздел беллетристики. Как члену ордена Иезуитов - даже здесь, в сорока световых годах лета от Рима - Руизу-Санчесу было известно о знании кое-что такое, что Кливер никогда не узнает: то, что любое знание проходит оба состояния, преображение из шума в факт и дезинтеграцию назад в шум. Между этими состояниями происходило лишь изобретение разнообразных формулировок. Бесконечная серия крушений теорий и была результатом этого процесса. Остатком была вера.