Сергей Гомонов - Послания себе (Книга 3) Страница 3

- Заяц, а заяц! Кто уже полчаса, как должен спать?! Надо соблюдать режим, не то мама будет недовольна.

Я притворяюсь, что верю ей, а потом - что сплю. Неправда: мама не будет ругаться. В воскресенье (а я люблю и всегда жду воскресенье, потому что тогда мама остается дома, со мной) она не заставляет меня спать или идти домой. Мы гуляем, пока не становится совсем-совсем темно. Но, хотя птиц в темноте и не видно, вместо них появляются летучие мыши, луна и звезды. И мы с мамой смотрим на звезды. Мама говорит, что звезды, эти маленькие мигалки, на самом деле такие же большие, как солнце, а некоторые даже больше. Когда я был малышом, я думал: разве такое может быть?! Одновременно большие - и маленькие?! Ну, уж нет, это надо выяснить! А потом я забирался маме на руки, и мы продолжали смотреть в небо. Это было так хорошо, так здорово. Я что-то вспоминал... это было когда-то... давно, не теперь; наверное, я тогда просто был еще маленьким и почти все забыл... Ведь я иногда вижу себя в каком-то чужом городе, вижу дома, которых здесь нет, вижу людей, вижу звезды, которые совсем не такие, как сейчас... Мы с мамой молчим, а эти звезды что-то тихо мне говорят, только я их не понимаю. Однажды я видел среди звезд лицо феи из сказки. Потом, утром, я спросил маму, кто это такая, но она ответила, что я, как всегда, уснул у нее на руках и мне все это приснилось. Но мне это не приснилось! Я заснул после этого, а фея соткалась из облаков и пыли и тоже что-то говорила голосами звезд...

Иногда к нам приезжает тетя Рита с мальчиком Лёвой. Только Лёва большой, он уже ходит в школу, и мне с ним не интересно. Он вредный: все время дразнится. А тетя Рита всегда дарит мне игрушки или что-нибудь сладкое и удивленно говорит:

- Сашок! Как ты вырос, Рыжик!

Я смотрю в зеркало. И ничего я не вырос, такой же, как всегда. И ничего я не Рыжик. Рыжик - это кот у девочки Ани из соседнего дома. А я - мальчик.

Про тетю Риту папа говорит, что она "витает в облаках" и что "все ждет своего принца". Интересно, неужели наша тетя Рита умеет летать?! И ещё: где же тогда живут принцы и принцессы? Наверное, там же, где и феи? Среди звезд? Тогда надо будет как-нибудь, в подходящий момент узнать у нее, как она туда летает. Может быть, однажды она согласится взять меня с собой? Маму я уговорю, ведь я совсем ненадолго - туда и обратно. Только посмотрю - и все. А может, мы и маму с собой возьмем? Интересно, а почему тетя Рита умеет летать в облаках, а мама нет? Может, у нее надо починить крылья? Но почему папа не починит их ей? Он даже машину умеет чинить! Я хотел посмотреть, как они сломались - может, я и без папы справлюсь? - и, пока не видела няня Люда, искал их по всему дому. Но так ничего и не нашел. Может быть, они в потайном месте? Я недавно спросил про них маму, но она засмеялась, поцеловала меня и позвала папу:

- Ник! Сашкин спрашивает, где мы с Ритой "спрятываем" крылья...

- Ну, и где? - подпирая дверь плечом, папа пьет из пакета сок и усмехается.

Мне показалось, что после этого мама стала грустной. Наверное, это я обидел ее. Мне хорошо запомнилось, что той ночью я куда-то падал. Я заплакал, и мама с папой, всюду повключав свет, прибежали в мою комнату.

- Сашкин! Сашкин! Ты что?! - мама прижимала меня к себе, он нее вкусно пахло одуванчиками, и она гладила меня по спине.

- Что-то приснилось, да? - папа заглядывал через мамино плечо и пытался взъерошить волосы у меня на голове, но она отворачивалась, не давая ему это сделать.

- Я упа-а-ал! - вырвалось у меня сквозь плач.

- Это же не на самом деле, тебе приснилось! - мама поцеловала меня.

- На самом!

Это действительно было на самом деле, я не обманывал. Что-то тянуло меня вниз, и я летел в страшную черноту. А вдруг там был Бабай? А вдруг там со мной было бы что-нибудь страшное, как по телевизору, в передачах, которые мне не разрешают смотреть?

Потом я вспомнил, что однажды со мной это уже было. И еще однажды: когда я набегался перед сном, а меня отругала баба Роза, к которой мы ездили на море, когда было тепло. Я плохо ее помню, только золотые зубы и что она очень большая. И все время громко-громко говорила. Мы с мамой её за это боялись - мама тоже. А папа просил нас не бояться, потому что баба Роза плохо слышит, поэтому и кричит, а вовсе не оттого, что сердится. Но мне все равно было страшно, я не хотел плакать, но оно само плакалось. Баба Роза говорила, что я капризный ребенок и что похож на деда (я его ни разу не видел). Мне стало трудно разговаривать, а все из-за того, что язык как-то плохо ворочался во рту и мешал. Папа не знал, что со мной делать, он так и говорил маме:

- Надо бы Шурику врача. С чего вдруг он стал таки заикаться?!

Мама брала его за руку, отводила от меня и что-то горячо шептала. Чтобы они не ругались, я решил молчать и считал долгие-долгие дни, остававшиеся до отъезда домой. Тогда я научился смотреть на чаек. Мама почему-то плакала. Я был счастлив, когда узнал, что мы улетаем раньше, чем хотели папа и баба Роза. В самолете я сидел у мамы на руках и боялся потеряться. Мама была печальной, и тогда я сказал:

- Я боялся, что вы оставите меня у бабы Розы...

Мама схватила меня за плечи, расцеловала и повернулась к папе:

- Ник! Ты слышал?!

- Что?

- Он заговорил!

- Когда?

- Только что. Он что-то сказал мне на ухо, и даже не заикался! Что ты сказал, Сашкин?!

Мне стало стыдно, щекам - горячо, и я спрятался у мамы на груди, пахшей одуванчиками.

Дома мы все-таки ходили к тете-врачу, и она долго что-то объясняла маме - непонятно, как все взрослые. Помню только, что она сказала, что для мальчика, заговорившего так рано, как я, такие... (тут было незнакомое и некрасивое слово) - нормальное явление. Что такое "явление", я не знал. Наверное, что-то нехорошее, но такое, что бывает у всех, а раз это бывает у всех, то я перестал бояться. Когда мама рассказала папе о том, как мы съездили в больницу, он удивился:

- Шурик?! Холерический темперамент?! Ха-ха, ладонька! Дура твоя врачиха! Спокойней нашего Шурика детей не бывает!

Пока они спорили, я забрался на подоконник и стал смотреть на чаек - они так интересно парили среди облаков, одни выше, другие ниже. Те, что выше, были совсем крошечными, я их почти не различал. И мне хотелось к тем, что выше. В груди что-то тянуло. Там было так высоко, небо было таким синим, что я хотел бы превратиться в чайку и подняться туда, где меня не было бы видно с земли. И тогда я подумал: а что если звезды - как чайки? Одни ниже, и поэтому их видно лучше?.. Няня Люда прочитала мне книжку про космонавтов, и я захотел вырасти, стать космонавтом и улететь к дальним-дальним звездам, к тем, которых вообще не видно.

И все-таки интересно, почему папа с мамой всегда так заняты? Мне скучно без них, дни тянутся долго, особенно вечером, когда я просыпаюсь и жду их возвращения. Сначала я спрашивал няню Люду, а потом сам научился узнавать время по часам со стрелками. Когда короткая и толстая показывала на загогулину, которая почему-то называется "цифра восемь", а длинная и худая... ой, тонкая - на другую загогулину, "три", это означало, что вот-вот приедет мама или папа. Или вместе. Если они не приезжали, мне было грустно. Я не мог слушать сказки, в животе тоскливо урчало, и я боялся, что с ними что-то случилось. Так всегда говорила соседка: "Как бы чего не случилось!" Она приходила позвонить от нас и удивлялась, что папы с мамой в такое позднее время не бывает дома.