Владимир Шкаликов - Пустые слова Страница 3

- М-да-с. Так избита, что лечат, лечат... - было видно, что Ген Геныч каламбурит автоматически и не слышит собственных слов. Какая-то идея забрезжила в его остановившемся взоре.

- Можно предположить, - продолжал свою мысль Арсен, - что сам процесс написания пустых слов, незаметно для пишущего, отличен от нормального. Веские мысли пишутся с удвоенным нажимом, а пустые...

- А ротатор, типографская машина? - очнулся шеф.

- Да откуда же я знаю? - вскричал Арсен. - Дело новое...

- Ну, тогда, - глаза шефа хищно сверкнули, - тогда, как полагается в лучших традициях, - эксперимент на себе!

- Облучаться?

Шеф усмехнулся и поднял с пола свой тяжелый портфель.

- Хуже. Его облучим.

- А что там?

- Слушай, - сказал тихо Ген Геныч, - ты считаешь меня ученым? Или уже только администратором?

- Всем бы ученым быть такими администраторами! - искренно воскликнул Арсен. - И всем администраторам - такими учеными. У вас вон докторская готова...

- Вот она и лежит в портфеле, - сказал шеф.

- А не страшно?

- А ты как думаешь? Но я приготовил ее для оппонента. Так что все равно - оппонентом больше, оппонентом меньше... Машина в этом смысле даже объективнее, верно?

- Так я уже раздал генераторы. Ребятам же работать надо...

- А ты не пытайся спасти мое положение, - сказал шеф сердито. - Я предпочитаю чистые эксперименты, сам знаешь.

...Узнав, что сейчас произойдет, маленькая блондинка охнула:

- Ген Геныч, может, не надо? Оно ж неопробованное. Опасно ведь...

- Зато интересно, - возразила раскосенькая в цветастой кофточке.

- Тебе интересно, а человек работал...

- Если штукатурка осыпалась, значит, человек не работал, а отрабатывал, - сказал шеф сурово. - И если я написал макулатуру, то выгоднее обменять ее в лавке на "Графа Монте-Кристо" и уйти на радость всем в стопроцентные администраторы.

Он помог изобретателю собрать схему и сам поставил портфель к пластине с дырками, приспособленной под излучатель.

- Включай!

Арсен дрогнувшей рукой включил аппаратуру. Разумеется, ничего особенно не произошло, просто загудели трансформаторы блоков питания, и через минуту зловещей тишины изобретатель сказал, что достаточно.

- Вынимай, - велел Ген Геныч и, скрывая волнение, отвернулся.

Арсен извлек из портфеля толстую кипу бумаги и стал быстро перелистывать страницы текста и схем. Все конструкторское бюро не дыша следило за мельканием его рук. Наконец последняя страница была перевернута - и наступила восхищенная тишина.

- Ну, - спросил шеф, - честный я человек?

Его молча взяли на руки и подбросили. А когда поймали, то не дали ступить на бренный пол - отнесли в кабинет и опустили на стул.

- Ген Геныч, не покидайте нас никогда, - пролепетала рыженькая конструкторша, которой он не далее как сегодня утром устроил разнос за опоздание.

- Мы вам кресло подарим, - сказал кто-то из задних рядов.

- В кресле хуже думается, - сказала раскосенькая.

- Это когда думать нечем, - тут же возразила блондинка.

Шеф хотел вмешаться, но тут тихо вошел Арсен. Он нес открытый портфель, где виднелась уложенная с прежней аккуратностью докторская диссертация, но лицо у него было печальным.

Шеф увидел в руке изобретателя запечатанный конверт и побледнел.

- Надо же было сперва все там посмотреть, - сказал Арсен с упреком, а вы: "Давай-давай". Теперь, может быть, письмо испортили. Это ж вам не доклад, не диссертация...

- Дай сюда.

Шеф спрятал письмо в нагрудный карман.

- Может быть, до него лучи не достали, - неуверенно предположил Арсен. - Оно в другом отделении лежало...

- Дома разберусь, - сказал Ген Геныч, к которому уже вернулось самообладание. - Сейчас все свободны, а ты присядь. С сегодняшнего дня ты ничем другим заниматься не будешь. Согласен?

Арсен кивнул.

- Составь список всей необходимой аппаратуры, завтра ее получишь и приступай. Что-нибудь тебе еще нужно?

Оставшуюся часть дня Ген Геныч, если не считать визита к оппоненту, ездил в общественном транспорте, и ходил пешком. Домой не ехалось и не шлось. Мучило одиночество.

Наконец, около полуночи, он, усталый и замерзший, почувствовал себя в состоянии заснуть и сошел на своей остановке.

Открыл дверь квартиры. Пахнуло семьей, и от этого ему снова стало плохо. Весь вечер, скитаясь по городу, он представлял, заставлял себя представить, что дома ждут.

И вот - эта нежилая тишина. Сыновья убивают зимние каникулы где-то в пионерском туристическом поезде, а жена вторую неделю ничего не пишет из санатория, куда он насильно вытолкал ее с больной печенью. На вокзале они из-за пустяка повздорили, и запоздалое желание извиниться не давало ему покоя.

Раздевшись, Ген Геныч поставил чайник на плиту и залез под душ. Пока успокаивал себя водой, половина воды в чайнике успела выкипеть. Кипятку хватило только - на заварку.

Он налил еще полный чайник, будто на всю семью, но тут же забыл о нем, принялся пить горькую заварку со старой коркой хлеба - ничего другого в доме просто не было. От заварки и усталости сердце застучало шибко, и в таком состоянии он не решился распечатывать письмо жены.

Сидел и разглядывал конверт.

"Отправлено четыре дня назад, - думал Ген Геныч. - Ровно столько времени и поезд оттуда идет... Индекс на конверте не осыпался, образец индекса на месте, оба адреса тоже целы, АВИА, название фабрики..." Он все прочел, что там было снаружи и решительно взял со стола ножницы.

Держа конверт плашмя, осторожно отрезал самый краешек и достал сложенный вдвое тетрадный лист.

"Геночка, родненький!.." гласила первая строка. Дальше было пусто. Он перевернул листок. Там только в самом низу стояла дата и: "Ни разу без тебя никуда не ездила и никогда больше не поеду. Я очень по тебе скучаю".

Привычной подписи "Твоя я" не было. Вместе с прочими осыпавшимися словами она валялась в глубине конверта. Ген Геныч вытряхнул буквы на ладонь. Связанные прописью, слова не рассыпались, а только перемешались и спутались.

"Доехала", - вытянул он осторожно за хвостик, - "лечусь", "приеду"...

Хвостики обрывались под тяжестью слов, они падали на ладонь и рассыпались.

- Вот так логика, - сказал сердито. - Выходит, сердито. - Выходит писать о любви разрешается только между строк. И не дай бог повториться. Никакого "милого вздора"... А если это излучение действует и на человека, то для кого-то разговор превратится в удовольствие, а для других - в пытку? И повторение - уже не мать учения? И кем же вообще станет человек?.. М-да-с. Мальчишка был прав: перед облучением портфель следовало проверить. Жалко письма, чертовски жалко.

В задумчивости он постукал ребром конверта по столу и вдруг заметил, как отстает и отваливается обратный адрес.