Кир Булычев - На полпути с обрыва Страница 31

Полковник не мог ответить, потому что бетон, в который он был только что погружен, быстро засох и сковал его члены, а также замкнул рот. Лишь дырки ноздрей позволяли дышать да удавалось немного приоткрыть веки. Солдаты были не в лучшем положении, они тоже на глазах превращались в статуи погибшим воинам.

– Перестарались? – спросил человек с челкой у Коры.

– Не знаю, – ответила Кора. – Ведь это предназначалось для нас. А против нас все средства хороши.

– Теряем людей, – рассердился человек с челкой. Он приказал солдатам, которые прибежали с вышки и стояли вокруг по стойке «смирно», чтобы они вывели из лабиринта пострадавших, для чего придется проломить часть стен.

Стенки рушились на удивление легко, поднялась пыль, человек с челкой куда-то пропал.

О Коре и Мише Гофмане забыли. Миша Гофман спрятался в какой-то тупичок и там задремал, сидя на корточках, а Кора осторожно прошла еще немного к центру лабиринта – ей было интересно, что за награда ждала того, кто одолеет задание.

До цели оставалось совсем немного, и путь был почти прямым, хотя Кора, конечно же, глядела под ноги, чтобы не ухнуть в очередную ловушку, построенную неизвестно для чего, – даже господин полковник считал это глупостью до тех пор, пока не угодил туда сам.

В центре лабиринта оказалось небольшое квадратное помещение, где в середине стоял каменный алтарь или стол – кому как покажется. На нем возвышался мраморный бюст президента, а перед ним стояла закрытая пластиковой пробкой, до половины наполненная бутылка, на этикетке которой было крупно написано: «Вино розовое виноградное». Рядом стоял стакан. И лежала записка, придавленная обломком кирпича: «Поздравляем с выполнением задания. Надеемся, что вернетесь благополучно. Командование».

Кора постояла, посмотрела на награду, пить не стала, а записку взяла и спрятала в карман синего байкового халата. Пригодится для отчета комиссару.

Кора пошла обратно, глядя под ноги. Это ее чуть не сгубило, потому что как раз в десятке метров от центра лабиринта на нее свалился отрезок стены – бетонная панель, которая была плохо закреплена.

Кора, к счастью, отпрыгнула, но рассердилась на местные власти еще больше.

Из лабиринта Кора выбежала через разрушенный вход. На площадке, отделявшей его от жилых строений, никого не было. Солнце уже зашло, и вокруг благоухала розовая тишь заката, воздух был парным и неподвижным, но с гор уже наваливалась, наполняла собой небо вечерняя прохлада. Птицы молчали, цикад тоже не было слышно.

Кора спустилась на пролет по лестнице и полуподвальным коридором добралась до комнаты № 8.

Дверь к ней была открыта. Кора легла на койку.

В доме было тихо, только кто-то далеко играл на фортепьяно.

Может, пойти в гостиную?

Нет, никого не хочется видеть. С этой мыслью она заснула.

В комнату кто-то вошел. Кора сквозь сон почувствовала движение.

– Кора, – хриплый шепот глухо отозвался в комнате. Она поняла, что спит поверх одеяла, так и не раздевшись. Окно под самым потолком не давало света – в него было видно лишь синее небо.

– Кто там? – спросила Кора.

– Тише, это я, Нинеля, пошептаться надо, не возражаешь?

– Иди сюда, – Кора почувствовала облегчение от того, что это Нинеля, а не какой-нибудь насильник.

Койка заскрипела. Нинеля была женщиной плотной, не то чтобы жирной, но крепко мясистой.

– Ты чего спать легла? – спросила Нинеля. – Может, заболела?

– Нет, устала.

– Тебя не ранило? Мы слышали, что ты с Мишкой в заварушку попала?

– Да.

– Доктора Блая убило?

– Я думаю, что он погиб.

– Жалко. Он понимающий был, не приставал.

– Его полковник Рай-Райи убил.

– Полковник дикий совсем. Его бояться надо. Он на меня глаз положил, очень я этого боюсь. Нет, ты не подумай, он мужчина видный, и в другой обстановке чего еще желать-хотеть? Но здесь я всего боюсь. И главное, боюсь беспорядка.

– Мы здесь на виду, – прошептала Кора.

– Как кролики… или мышки.

– Ты имеешь в виду лабиринт?

– И лабиринт тоже. А почему полковник доктора убил?

– Я бы сама хотела узнать. Я ведь здесь один день и многого не понимаю.

Кора была не совсем искренней: доктор был сотрудником Гарбуя. Вернее всего, военные пользовались любым случаем, чтобы избавиться от чужих.

– Один день, а себя уже поставила выше всех, – сказала Нинеля. – А это правда, что ты в будущем живешь?

– Я же говорила.

– Нет, я тебе, конечно, не доверяю, – шептала Нинеля, – зачем я тебе буду доверять, если ты специально приехала к нам с провокационными заданиями, но ты мне, честное слово, понравилась – я тебе верить не буду, ты не обижайся, что я тебе верить не буду, но ты мне все-таки скажи, как у вас там?

– Мне трудно тебе рассказать, потому что между нами лежит много лет.

– А ты о главном, о главном, неужели не понимаешь, о чем я тебя спрашиваю?

– О чем?

– О победе коммунизма! Неужели тебе не ясно, что о победе коммунизма?

О господи! – чуть было не воскликнула Кора, осознав наконец, какая гигантская пропасть лежит между ними. Ведь Нинеля и Эдуард Оскарович – они пришли из особенного мира, почти литературного в своей придуманности, – из того источника, который десятилетиями после своей смерти питал вражду и войны не только в разных странах, так или иначе пораженных болезнью, но и на планетах, вроде бы не имеющих прямой связи с прошлым, но стремящихся повторить легковерие, ведущее к угнетению.

– Коммунизм вам построить не удастся, – сказала Кора без злорадства или издевки, как если бы ее спросил Александр Македонский, удастся ли ему завоевать Китай, и она так же ответила бы Македонскому, что Китай ему не покорится.

– Так я и знала, что ты скажешь, – вздохнула Нинеля. – Я тебе, конечно, не верю, но ты мне все равно скажи, как это случится.

– Это случится, когда ты уже будешь старой или, может, даже умрешь.

– Ну я-то пока живая! Живая, а все уже случилось!

– Мы не знаем, какой сейчас на самом деле год идет на Земле, – заметила Кора. – Ведь мы из разных лет и столетий прилетели сюда, а случилось это почти одновременно.

– Ты так говоришь, будто нам лучше и не возвращаться, – сказала Нинеля.

– Всегда лучше вернуться домой, – возразила Кора.

– А может, тебе и не хочется в свое время возвращаться? – спросила Нинеля. – Может, ты хочешь к нам, в героическую эпоху построения социализма?

– Нет, в героическую мне тоже не хочется, – сказала Кора. – Вы очень дорого платили за героизм.

– А героизм дешевым не бывает, – сказала Нинеля. – Я тебе еще не сказала правду, почему я сюда попала. На самом деле я от несчастной любви к одному чекисту с обрыва кинулась. Это долгая история, только ты меня не выдавай.