Виталий Забирко - Мы пришли с миром Страница 32

Я покосился на шарф, висящий на вешалке. Вешаться не хотелось, равно как и становиться дебилом.

Отхлебнув из бутылки минеральной воды, я разулся, лёг в одежде на кровать и прикрыл локтем глаза от льющегося с потолка яркого света. Зачем здесь такой яркий свет? Наблюдать за заключенным?

Не успел я подумать, как свет начал меркнуть, пока совсем не погас. В чтение моих мыслей я не поверил. Скорее всего, кто-то наблюдал за мной либо сквозь зеркало, либо посредством скрытых телекамер, увидел, как я лег на кровать, и выключил свет. И на том спасибо.

Я убрал локоть с глаз. Теперь комната освещалась дневным светом из матового окошка, и в ней царил приятный полумрак. Но и этот свет стал меркнуть. Причем настолько быстро, как не бывает при заходе солнца. Выходит, никакое это не окошко в белый свет, а сплошная иллюзия. Спи спокойно, дорогой товарищ...

Спать не хотелось. Размышлять о своем положении тоже. Я попытался представить, чем сейчас занимается Любаша, но ничего не получилось. Вместо её лица из памяти назойливо всплывало лицо Оксаны. Вырастет из маленькой стервочки, так и не ставшей мне падчерицей, большая стерва...

— Папа Карло, ты спишь? — вкрадчиво поинтересовался знакомый мальчишеский голос.

Я стиснул зубы. Только говорящего полена для полного счастья не хватало! Что ему двери, что ему казематы, когда оно сквозь стены преспокойно дефилирует?

— Сплю, — буркнул я.

— А как же работа? — обидчиво протянул Буратино. — Ты обещал... Задаток получил...

— Отобрали у меня задаток. А нет денег — нет работы, — нагло бросил я в темноту, чтобы отвязаться.

На рынке за такие слова любой заказчик начал бы моим куклам ручки-ножки отрывать, а за такие деньги без лишних слов и мне бы заодно голову отвернул.

Но Буратино ничего не сказал, и из темноты донеслось непонятное шуршание. Будто мыши забегали. Я повернул голову на звук, но в кромешной темноте ничего разобрать не смог. Неожиданно подумалось, что, в отличие от меня, Иванов прекрасно видит, что происходит в комнате. Возможно, для того и свет погасил, чтобы наблюдать за мной в инфракрасном излучении. Его последние слова при расставании о многом говорили.

— Держи, — сказал Буратино, и мне на грудь шлепнулась пачка долларов.

Я не пошевелился. Зачем мне деньги в каземате? Даже баснословные? Здесь я, так сказать, на полном государственном обеспечении.

— И что дальше? — едко спросил я.

— Как — что? — удивился Буратино. — Теперь у тебя есть деньги, значит, можешь работать.

— Где, здесь? — фыркнул я.

— Зачем здесь? У тебя тут материала нет, — рассудительно заметил он. — У себя на лоджии.

— И как я туда попаду? — равнодушно поинтересовался я. Сил на иронию уже не хватало. Что с Буратино возьмешь? Деревяшка, она и есть деревяшка, даже с баснословными суммами с денежного дерева Страны Дураков. — Дверь заперта, а сквозь стены, как ты, я ходить не умею.

— Так в чем дело? Давай научу.

— Щаз! — огрызнулся я. — Раз попробовал, больше не хочу.

— Но это же так просто! — возмутился Буратино. — Вставай!

Я так и не понял, то ли какая-то сила подняла меня и усадила на кровати, то ли я сам сел. Пачка долларов соскользнула с груди, упала на одеяло, и я, машинально нашарив ее рукой, сунул в карман джинсов. Такова уж натура человека — на льдине замерзать будет, но ни за что не решится из зеленых бумажек костер развести, чтобы согреться. Так и найдут закоченевший труп в обнимку с чемоданом долларов и исправной зажигалкой в кармане.

Нагнувшись, я поискал под кроватью бахилы, обулся, а когда распрямился, больно ударился затылком о выступающую из стены панель столика.

— Черт! — выругался я. — Ничего не видно... Никуда за тобой не пойду, только шишек о стены понабиваю!

— Что значит не видно? — удивился Буратино.

— Не видно, значит не видно! — окрысился я. — Темно хоть глаз выколи!

— Ты вправду ничего не видишь?

Я зло фыркнул и тут же почувствовал, как Буратино вспрыгнул мне на плечо и деревянная ладошка коснулась моего затылка.

— Эй, больно! — отпрянул я, но неожиданно обнаружил, что боль исчезла.

— Не дергайся, — попросил Буратино, — ничего плохого я тебе не сделаю.

Деревянная ладошка прошлась по глазам, и в комнате зажегся свет. Странный какой-то, блеклый, отчего все вокруг выглядело как в черно-белом кино.

— Что ты сделал? — ошеломленно спросил я.

— Улучшил твое зрение, — сообщил Буратино и спрыгнул с плеча на пол. — Идем.

Я встал с кровати, огляделся. Теперь мне верилось, что и сквозь стены пройду, однако где-то на периферии сознания появилось двойственное чувство, что это не моя уверенность, а кто-то навеял ее точно так же, как заставил сесть на кровати. Словно не Буратино, а я был марионеткой, и невидимый кукловод дергал меня за ниточки. Пойди туда, сделай то. Думай так.

— Чего медлишь? — поторопил Буратино.

Правой ногой он вступил в стену и вопросительно оглянулся на меня. В сумеречном свете синяя безрукавка и зеленые штанишки выглядели одинаково серыми, будто я стал дальтоником. Невеселая перспектива...

— Куртку надевать? — спросил я, с сомнением покосившись на вешалку.

— Куртку? — переспросил Буратино. — Ах, да, вы же существуете в ограниченном диапазоне температур... Хлипкие создания. Надевай.

Не знаю почему, но руки у меня были будто ватные, словно не я ими двигал, а все тот же невидимый кукловод. Непослушными пальцами я повязал шарф, натянул куртку, нахлобучил шапку. Затем неуверенно шагнул к стене и осторожно приложил к ней ладонь. Ничего не случилось. Стена была холодной и твердой.

— Закрой глаза! — приказал Буратино.

Я послушно закрыл.

— Что ты видишь?

— Ничего. Темноту.

— А теперь представь, что темнота везде и это не только темнота, но и пустота.

«А чего темноту представлять везде, — возмутился я про себя, — когда она с закрытыми глазами и так кругом?» И вдруг ощутил, что ладонь больше не упирается в стену, а зависла в воздухе. С закрытыми глазами я попытался нащупать стену, но ничего не получилось. Тогда я открыл глаза и увидел, что рука по локоть находится в стене.

В комнате вспыхнул ослепительный свет, дверь распахнулась, и на пороге появился Иванов. Красный и растерянный. Все-таки не в дальтоника меня превратил Буратино.

— Ты куда?! — сиплым голосом спросил Иванов, во все глаза уставившись на мою руку, по локоть находившуюся в стене.

— Куда? — переспросил я, и ватное оцепенение, до сих пор сковывавшее тело, исчезло, сменившись веселой бесшабашностью. Умение делать то, что другие не умеют, всегда вызывает чувство превосходства. — Туда, — кивнул я на стену и мстительно добавил: — Гы-гы, ха-ха, хи-хи!