Тайные тропы Бездны. Книга вторая - Валерий Шалдин Страница 34

Софочка всё время, пока ехали в город, зловеще молчала и со скучающим интересом смотрела на проплывающие мимо пейзажи, а на заднем сиденье периодически хлюпали носами и пытались горько плакать. Короткая была преисполнена искренним трагизмом, но кидала на Софочку взгляды с затаённой надеждой. Софочка игнорировала всхлипы, ибо нельзя верить хромой собаке и женским слезам. Особенно слезам падших женщин. И не надо там ёрзать, будто у вас в трусах ползают муравьи.

Когда ехали по злосчастному посёлку, то Софочка увидела великолепное здание школы. В её голове даже некоторое время крутилась мысль, что в таком депрессивном посёлке и такая великолепная школа. Но эта мысль быстро улетела, а прилетела другая мысль о том, что теперь делать с этими развратничками и как дальше жить.

Шофёр, надеясь разрядить ситуацию, включил радио. Полились звуки песни: «…из небытия эти все события: тут любая полоса на любителя…» Но Софочка так взглянула на шофёра, что тот быстренько выключил радио. У людей траур, а он со своими песенками.

К концу поездки мысль чётко сформулировалась. Если сволочь Сквозняк не хочет оказаться на улице, то ему придётся в течение суток уволиться из своего министерства разврата и пойти работать в управляющую компанию техником. Ведь у него даже есть диплом об окончании техникума. А то он со своей инклюзией стал путать кислое с горячим. Пора супругу завязывать с сексуальной партизанщиной в посёлке Жупеево. Надо и с его странными «дидактическими принципами» заканчивать, а то с такой педагогикой он точно, когда-нибудь поймает себе «на конец» осуждаемую обществом болезнь. А насчёт приобретения плёточки надо подумать!

Глава двенадцатая

У тётки Зины Полищук накипело до срыва клапанов. Это означало, что срочно надо найти уши, в которые непременно надо пожаловаться на такую жизнь, да рассказать последние новости, произошедшие в посёлке. На горизонте свежих слушателей для словообильной тётки Зины не наблюдалось, поэтому она решительно двинулась искать жертву. Тётка Зина имела чёрный пояс по выносу мозга у того, кого она поймает. Вскоре нашлась не одна жертва, а целых три. Все три жертвы смирно сидели на бревне возле дома старика Онуфрия: сам Онуфрий и его закадычные кореша, дед Витёк и дед Пахом. Деды мирно размышляли о падении нравов в среде современной молодёжи. Сбежать от Зинки у дедов не получилось.

— Ну-ка подвинься старый, — Зинка своей приличной кормой отпихнула Пахома от Витька и уселась между ними. Ну, кто сильнее — тот и прав, это понятно. — Как жизнь деды?

— Зинаида, я тебя что-то не понимаю, что это за вопрос? Мы что, уже не в одном государстве живём? — ответил Онуфрий.

— Ну что, старикашки? Новости знаете? — продолжила Зина общение с яркими представителями прогрессивной общественности посёлка.

— Конечно, знаем, — кивнул за всех Онуфрий, с вялым любопытством жертвенного животного поглядывая на Зинку. — А какие?

— Про бывшего нашего участкового Чекмарёва, — кинула затравочку Зинка. — Что народ про него говорит.

— Конечно, знаем, — тут уже все деды закивали. — А что говорят?

— А то, деды, — заговорщицки понизила голос Зинка. — Что наш Чекмарёв объявил вендетту! О, как!

— Ох, тыж! — сокрушённо мотнул головой Онуфрий. — Что? В завязку болезный ушёл? Или бабами перестал интересоваться?

— Ты что, дед! — повысила голос Зинка. — Какими бабами? Ещё хуже! Упадёшь — узнаешь!

— Ну, это ты, Зинаида брось, — нахмурился Онуфрий. — Куда ж хуже. Наш Чекмарёв мужик справный, на других мужиков не западает, не был он в этом замечен. Зря наговариваешь на мужика.

Деды закивали головами: да, действительно, Чекмарёв в содомии не замечен. Настоящий натурал.

— Вы что, деды, совсем того, — удивилась Зинка. — Я им про вендетту талдычу, а они мне про содомию намекают. Скучные вы граждане, сами от себя засыпаете. Вы, что про сицилийскую мафию ничего не знаете?

— Да нам своей родной мафии хватает, — вставил веское слово Витёк. — И без твоей социалистической мафии. Плавали, знаем.

— Ну, вы, деды, и темнота дремучая, — восхитилась Зинка незамутнённому сознанию дедов. Маразм всё лечит. — В вендеттах вы понимаете не больше, чем моя коза Машка в богословии. Вендетта, деды, это когда дают зарок истребить все преступления на корню вместе с преступниками. Вот это Чекмарёв и объявил, все об этом говорят, только вы не в курсе. Ещё он включил, вы не поверите, омерту и раздул своё эго. Все в шоке.

— А я всегда говорил, — задумчиво пожевал губы Онуфрий. — Сечь их надо, нещадно сечь. Как наши деды нас секли. И что? Выросли мы хорошими и умными людьми. Так что правильно сделал Чекмарёв, что омерту включил. Началось, значит. Давно пора. Чего тянуть кота за причиндалы.

Деды согласно закивали: да, сечь надо нещадно.

— Мужики, вы это о чём? — осведомилась Зинка. Она от их слов перестала улавливать смысл беседы.

— О самом главном, Зинаида, о самом главном, — веско произнёс Онуфрий. — Что главное в воспитании молодых отроков? Правильно — боль от розог на их жопе, чтоб оный орган пребывал в печали, а разум в смятении. Тогда отрок становится понятливым и во всякое дерьмо не лезет. Мы своих секли, и будем сечь. Помню папку своего: он, кроме ремнём по жопе, ещё и толстенным учебником мне по голове дубасил. Науку вбивал.

— Так может, вы и моего внука непутёвого Сеньку посечёте немного, — спохватилась Зинка. — Горе у меня с ним. Учебный год закончил с трояком по физике, прикиньте деды величину моей печали. Не понимает, стервец, законов Бойля-Мариотта. Может, посечёте моего тупезня как следует, а деды?

— Веди его к нам, Зинаида, — кивнул Онуфрий. — Высечем, как сидорову козу. Пропишем ему омерту на орехи. Неделю сидеть не сможет, гарантирую. У нас рука не дрогнет. Правильно, деды?

Витёк и Пахом согласно закивали: высечем, конечно. Это нам, как два пальца облизать.

Договорились, что Зинаида приведёт своего Сеньку во двор к Онуфрию, где и произойдёт воспитательная экзекуция: бить будем больно, но по справедливости. Но у Зинки имелась ещё одна проблема, о которой следовало высказаться.

— Горе у меня пенсионеры, — запричитала она с нотками волнения в голосе. — С курочками моими горе, проблема так и гложет меня.

Пенсионеры прислушались, ведь чужое горе надо воспринимать с душевным вниманием.

— Сдохли куры-то? — сделал предположение Онуфрий.

— Ещё хуже, мужики, — вздохнув, совсем скорбно произнесла Зинка.

— Куда ж хуже? — удивился Онуфрий. — Воскресли, что ли, после того, как сдохли? Тогда это чудо.

— Да нет, — отмахнулась Зинка. — Исчезают у меня курочки одна за другой.