Функция: вы - Юлия Домна Страница 34

Нет, смотрел я в кресло перед собой. Не показалось. Я знал, что уджат мне не поможет. Я больше не хотел видеть ее так.

– Почему он не умер?

– Кто?

– Симбионт. Ваш спутник. Вы же пытались убить его.

Не-смотрительница вздохнула:

– Что сказать… Паразиты живучи.

– Тогда почему… вы не стреляли в Минотавра? Его вы убили бы точно.

– О-о-о, – понизила голос она. – Ты сам ответил на свой вопрос.

В начале вагона послышался шум. Но не такой, как если бы там что-то происходило особенное, – просто места стало меньше, а людей больше. Я выглянул в проход. Мужчина с женщиной в темной униформе проверяли билеты. Я только-только запретил себе нервничать – наверняка это была обычная процедура в пригородных поездах – как вдруг не-смотрительница перемахнула на кресло рядом со мной. И прежде, чем мне в голову пришла хоть какая-то логичная мысль – например, что она хочет бежать – я почувствовал ее ладонь в своей ладони, ее грудь на своем локте, ее ногу вдоль своей ноги.

– Не рыпайся, – прошелестела она мне на ухо. – А то завизжу.

– Зачем?!

– Хочу посмотреть, как ты будешь объяснять взрослым дядям и тетям, почему у твоей спутницы разбито лицо.

Я попытался выдернуть руку. Не-смотрительница вонзила ногти мне в ладонь.

– И… что вам это даст?

– Хорошее настроение.

Оторопев, я снова уставился в проход. Считывая билеты ручным валидатором, мужчина с женщиной обсуждали, кажется, погоду. Из-за высоких спинок я не видел, сколько до нас оставалось пассажиров. Но попытался вспомнить: трое? семь? Уджат на мгновение вспыхнул. Шесть.

– …прислал видео, там раскололо триста метров променада. А это полтора часа езды. Значит, и нас вот-вот накроет.

– Прошу, ваш билетик… А разве завтра не поднимают волноломы?

– Ну, это да, но ты сама их видела? Древнючие, как моя литовская бабка. А ведь ее в Сибирь раскулачивали. Не девочкой причем.

Не-смотрительница плотно обвилась вокруг моего локтя.

– Вы устроите сцену, что бы я ни делал? – выдавил я.

– Конечно. Это суть игры.

– Но вы в любом случае победите…

– Это. Суть. Игры.

Она закинула ногу на ногу, демонстрируя разбитое колено. Оно замыкало тройку правдоподобных декораций – вкупе с грязным платьем и синеющей скулой.

Я запаниковал. Я и представить не мог, что будет, когда до нас дойдут.

– Доброе утро… билеты, пожалуйста.

– Спасибо… хорошей поездки.

Думай.

– Билетик…

– Спасибо…

Думай!

– Билетик…

– Спасибо…

Да не о ней думай, господи!

– Билетик, малой.

Передо мной раскрылась ладонь. Я увидел часы под ослепительно-белой манжетой, выбивавшейся из рукава бежевого пальто. Я не сомневался, оно было кашемировым, потому что выглядело так же, как звучало: тканным золотом. Как то, с чего не отстирывалась кровь.

Я сунул билет в руку и только тогда поднял голову, но симбионт уже отвернулся. Кашемировая спина закрыла нас от проверяющих, так что я мог только слушать – и, конечно, слушал – как он первым поприветствовал их, как затянулась пауза после обмена любезностями, потому что не на каждой работе можно встретить человека с повязкой на глазу, как у принца. Втроем, за проверкой билетов, они продолжали говорить о грядущем шторме, а я все смотрел, слушал и думал, что, если что-то пойдет не так, и проверяющие обратят внимание на молодую женщину, неприятности будут уже у них. Как в кино, когда не вовремя зашедшие за солью соседи замечали за диваном окровавленную туфлю.

Не-смотрительница разочарованно вздохнула.

– Они не бесят тебя? – Она привалилась к спинке кресла.

– Они? – перевел дыхание я.

– Эти, – не-смотрительница кивнула на кашемировое пальто. – Нет более жалкого зрелища, чем суперхищник с повадками паразита.

Я не ответил. Рассыпаясь в прощаниях, мужчина с женщиной двинулись дальше по вагону. Энтроп отсалютовал им вслед – окровавленная туфля так и осталась незамеченной. Нам же он бросил:

– Я к окну не полезу.

И когда обернулся, распуская узел длинного серого шарфа, мне сразу стал понятен восторг пацана с вокзала. Я тоже видел таких людей только в новостях об угасающих монархиях и в экранизациях Фицджеральда. Повязка на правом глазу была расшита, черным по черному. Зачесанные назад волосы имели столь редкий каштановый оттенок, что подобрать его специально казалось сложнее, чем сразу таким родиться. В нем было что-то от перезрелой черешни и мокрого корабельного дерева, так что на этом контрасте узкое, в небрежных родинках лицо имело самый благородный из всех оттенков аристократичной болезненности.

– Машери, – молвил энтроп с ласковым французским акцентом. – Я обожаю твои коленные чашечки. Постоянно думаю, с какими блюдцами их сервировать. Прошу, не вынуждай меня ломать то, что мне дорого. А затем сращивать. А потом ломать еще раз.

Не-смотрительница вздохнула:

– Любовь моя… Что за последний довод королей?

– Двигай к окну.

– Не могу. И не хочу.

– Зато я могу, – сообщил я, попытавшись встать. – Пожалуйста, можно…

Рука энтропа впечатала меня обратно в кресло.

– Пересядь к окну, любовь моя, – повторил он с улыбкой, в которой не было ничего от улыбки.

Выдержав молчание, достойное пыточной камеры, молодая женщина перебралась на дальнее кресло.

– Ты тоже двигайся, малой.

Меня просить дважды не пришлось.

Энтроп сел рядом, приподнял манжету. Минотавр рассказывал, что для решения матриц энтропы Эс-Эйта использовали по двое-трое часов, но у симбионта были одни, самые простые, с секундной стрелкой и крохотным глазком хронографа. Я не хотел знать, насколько везения в нашей встрече было больше, чем расчетов.

– Меня зовут Влад. – Он одернул рукав. – Не очень рад знакомству, если честно.

– Взаимно, – согласился я.

Он пригладил полосы шарфа на груди.

– Я зову ее Шарлоттой. Знаешь, пирог есть такой? С печеными яблоками, на савоярди. Конечно, тирамису намного изысканнее, и даже панна котта… Но машери сказала, это похоже на клички для мальтезе…

– Для бишон фризе, дорогой.

– Да хоть для мартышки, родная.

Влад подпер пальцем висок и неожиданно перешел к делу:

– Ваши синтропные цацки… Она их сожрала.

– Знаю. Теперь их микробиом убивает ваш микробиом.

– Внутри машери – да. Но раз ты из местных, то понимаешь: это работает не по принципу антибиотика. Синтропы убивают нас не так, как мы убиваем людей. Сначала вы делаете нас крайне, я бы даже сказал эпидемиологически, неприятными для окружающих. Технически мы убиваем себя сами, за компанию.

Конечно, я знал. По словам Минотавра, это чуть ли не единственная причина, почему в древности синтропы держали при себе энтропов – в качестве оружия. Не вилами же расправляться с неугодными. Не топорами. Оставалось лишь порадоваться, что внутри меня, как и внутри всех, чье существование разделено с контрфункциями, атра-каотики-суммы было намного меньше, чем у полноценных функций, в которых Дедал был авторизован. Так что я не делал Влада сильно опаснее для людей, чем он уже был.

Чего не сказать об искрах.

– Если она умрет… вы нарушите параграф четыре-точка-восемь. Энтропам и синтропам запрещено убивать людей.

Симбионт сощурил глаз.

– Готовый фарш не прокрутить обратно, верно. Однако повторю: пока это в моих силах, я не позволю ей умереть. Но не по доброте душевной, ясное дело.

– То есть… мы торгуемся?

Он приподнял бровь.

– По