Орсон Кард - Песенный мастер Страница 34

— Хватит вопросов, — сказал большеглазый мужчина, голос его был вежливым, достойным доверия. — Майкел готов встретиться с тобой.

После чего Анссет последовал за ним к двери, что вела в маленькую комнатку, где охранники провели над их телами какими-то жезлами и взяли кровь на анализ, а затем к другой двери, ведущей в небольшую комнату для ожидания. И наконец в динамике раздался старческий, скрипучий голос, который сказал: «Пора».

Дверь в стене поднялась вверх, и они прошли через фальшивую панель в комнату, покрытую настоящим деревом. Анссет тогда еще не знал, что это тоже был знак могущества и власти Майкела. На Тью леса росли повсюду, так что дерево не было в диковинку. На Земле же имелся закон, нарушение которого каралось смертью, который запрещал вырубать деревья в лесах, закон, установленный, возможно, тысяч двадцать лет тому назад, когда леса практически вымерли. Только лишь самые беднейшие забитые крестьяне в Сибири могли рубить деревья — и Майкел. Майкел имел право иметь дерево. Майкел мог иметь все, что хотел.

Даже Певчую Птицу.

В дальнем конце комнаты в камине пылал огонь (горящее дерево!). Неподалеку от камина на полу лежал Майкел. Он был стар, но тело его было крепким. Лицо его было перепахано морщинами, но обнаженные до плеч руки были крепкими, без малейшего признака увядания мышц.

Глаза у императора были очень глубокими, и сейчас они внимательно изучали мальчика. Слуга, приведший Анссета, подтолкнул его слегка вперед, а затем исчез.

— Анссет, — произнес император.

Анссет склонил голову в уважительном поклоне.

Майкел приподнялся и сел на полу. В комнате была какая-то мебель, но вся она находилась у стенок, пол же перед огнем был пустым.

— Проходи, — предложил Майкел.

Анссет пошел вперед, но когда до императора оставалось около метра, остановился и застыл на месте. Огонь был жарким. Но при том, отметил мальчик, в комнате было даже прохладно. Пока что император произнес всего два слова, поэтому Анссет не мог знать его песен. Тем не менее, в этих словах чувствовалась доброта и страх. Страх императора всего человечества, который тот испытывал к стоящему перед ним мальчику.

— Может ты присядешь? — спросил Майкел.

Анссет сел. Пол, который он чувствовал таким твердым своими ногами, сделался мягче, когда вес распределился по большей площади, так что теперь он сделался даже удобным. Даже слишком удобным — Анссет не привык к мягкости.

— С тобой хорошо обращались?

Анссет ответил не сразу. Он прислушивался к песням Майкела, и даже не понял смысл заданного вопроса, но тут понемногу до него стало доходить причина, по которой человеку, убившему многие миллионы человеческих существ, прислали Певчую Птицу.

— Ты боишься отвечать? — спросил Майкел. — Уверяю тебя, если тебя каким-то образом обидели, повели с тобой нехорошо….

— Я не знаю, — ответил Анссет. — Я не знаю, что можно считать здесь хорошим обращением.

Майкелу показалось это забавным, но по его лицу этого было незаметно. Анссет оценил его самообладание. Конечно, это не Самообладание, но нечто родственное, нечто, заставляющее слушаться этого человека.

— А что считалось хорошим обращением в Певческом Доме?

— Там меня никто не обыскивал, — ответил Анссет. — Никто не держал мой пенис так, будто желал его присвоить.

Какое-то время Майкел ничего не говорил, так что эта пауза была единственным видимым проявлением его чувств.

— И кто это был? — очень спокойно спросил император.

— высокий мужчина с серебряной полоской.

Анссет испытывал странное чувство. А что бы было, если бы он мог назвать этого человека по имени. как бы поступил император тогда?

Майкел повернулся к низенькому столику и нажал что-то на его поверхности.

— Среди тех, кто обыскивал мальчика, был высокий охранник, сержант.

Небольшая пауза, а затем ответил мягкий голос — голос Капитана, сразу же догадался Анссет, только сейчас он был приглушенным, вся грубость куда-то испарилась. А может все дело в технике?

— Келловик, — сказал Капитан. — Что он сделал?

— Он посчитал, что мальчик соблазняет его, — ответил на это Майкел. — Разжаловать и выгнать с планеты.

Майкел убрал руку с крышки стола.

На какое-то мгновение Анссет даже задрожал от радости. Конечно, он даже не понимал того, что делал этот человек, этот Келловик, за исключением того, что ему самому это не понравилось. Но Майкел решил не допускать подобного в будущем, Майкел решил наказать того, кто поступил с ним так, Майкел решил предоставить ему ту же безопасность, что и в Певческом Доме. Даже большую безопасность, ведь даже в Певческом Доме Анссету причиняли боль, а здесь уже никто не мог причинить ему вреда, потому что так хотел Майкел. Так Анссет впервые испытал вкус власти над жизнью и смертью, и он показался мальчику изумительным.

— Ты обладаешь властью, — произнес Анссет вслух.

— Разве? — спросил император, внимательно глядя на мальчика.

— Каждый об этом знает.

— А ты сам? — спросил Майкел.

— Какой-то вид власти, — ответил Анссет, но в вопросе Майкела скрывалось что-то еще. Нечто вроде скрытой мольбы, и Анссет искал в собственной памяти объяснения этому новому, необычному голосу, чтобы услышать именно тот вопрос, который и был по-настоящему задан.

— В тебе есть какая-то власть, но ты видишь, как она заканчивается. И это тебя пугает.

На это Майкел ничего не ответил. Он только внимательно всматривался в лицо Анссета. Тот даже испугался. Ведь это явно было не то, чему учила его Эссте. Ты должен завести друзей, говорила она, потому что ты понимаешь очень многое, слишком многое. Разве? — удивлялся Анссет про себя. Кое-что я понимаю, но в этом человеке есть скрытые вещи. И этот человек опасен; он не только мой защитник.

— Теперь ты должен сказать еще что-нибудь, — не выдавая собственных мыслей, сказал Анссет. — Я не смогу узнать тебя, если не буду слышать твой голос.

Майкел усмехнулся, но глаза его были настороженными, и та же настороженность присутствовала в голосе.

— Тогда, возможно, было бы разумнее молчать.

В голосе императора прозвучало столько, равно и в проявленных им эмоциях, что Анссет рискнул двинуться чуть дальше.

— Не думаю, что ты боишься только лишь потерять свою власть, — сказал он. — Мне кажется… Мне кажется…

И тут слова оставили его, потому что он до конца не понял того, что увидал и услыхал в Майкеле, того, что можно было бы выразить словами. Поэтому он запел. В песне было мало слов, то тут, то там, но все остальное было мелодией и гармонией, рассказывающими о любви Майкела к власти. Ты не любишь власть, как голодный человек любит пищу, казалось, говорила песня. Ты любишь власть, как отец любит собственного сына. Анссет пел о власти, что была создана, а не найдена; создана и расширена до тех пор, пока та не заполнила всю вселенную. А потом Анссет запел о комнате, где жил Майкел, заполнив ее своим голосом до самых деревянных стен, позволяя звукам реверберировать в древесине, танцевать там и жить своей жизнью; и хотя эти звуки несколько искажали первоначальные ноты, они же прибавляли что-то к глубинам песни.