Светлана Новикова - Оранжевое небо Страница 34

А оно уйдет. И не потому, что я на несколько лет старше его. Всякое в жизни бывает. Не соотношение в годах определяет, могут ли люди быть вместе. Те, которые женятся, почти все находятся в правильном соотношении, а сколько, однако, разводов? Нет, дело не в этом. И даже не в том, что его жена узнает. Ей уже доносили, она посмотрела на меня и легко поверила Егору, что это неправда. Уж очень мы несравнимые. Куда мне до нее! Она истинная женщина. Я всегда завидую таким. Они все успевают: и работать, и дом содержать в порядке, и за собой следить. И как бы они ни устали, они прежде всего сохраняют свою женственность. Не то, что я - устану и на все наплевать. Но жизнь у нас трудная, и женщина всегда нуждается в помощи. Особенно если ей хочется, чтобы все было на высшем уровне, не хуже, чем у других, а желательно - чтобы лучше. Такое понятное желание: ведь дело касается ее семьи, ее детей, ее домашнего очага. А Егор не понимает, зачем ей надо за кем-то гнаться. Ну зачем? Не все ли равно, какой кафель в ванной - белый, желтый или голубой? Сменить занавески на кухне? А эти чем плохи? Лесика возить на теннисный корт? Таскать ребенка на двух троллейбусах? Ради чего? Для физической закалки пусть гоняет во дворе в хоккей. Ты хоть понимаешь, что ты сравниваешь? В теннис играет элита. Понимаю. Но дворовый хоккей - это еще и удовольствие. Надо же ребенку получать удовольствие от своего детства.

Вот так они и воюют. Сначала он поддался, размяк от любви и ее напора, а потом опомнился и стал бунтовать. А она продолжает гнуть свою линию. Не понимает, что он не согнется. Не может. Такие не гнутся. Они просто ломаются. Но не пойдешь же к ней объяснять это!

А ему я объясняю, стараюсь остудить его, когда он уж очень распаляется. "Надо быть терпимее и прощать женщине, если она немного путается", - говорю я. Тут он набрасывается на меня, обвиняет в беспринципности, прекраснодушии и прочих ужасных грехах. Я даю ему выговориться. И он успокаивается, смягчается, берет мои руки и прячет в них лицо. Так он просит прощения... А потом поднимает голову и спрашивает:

- Ты не знаешь, что сталось с тем начальником станции, который приютил у себя умирающего Толстого? Его выгнали со службы, а дальше? Не знаешь? А кто-нибудь в России это знает?

Господи, что же с нами-то будет дальше? Зачем я об этом думаю? Глупое сердце, не бейся, все мы обмануты счастьем...

...Нищий лишь просит участья.

Глупое сердце, не бейся!

- Ах, я обожаю Есенина! И вы так прекрасно передаете все нюансы. Пожалуйста, прочитайте что-нибудь еще из "Персидских мотивов".

- Откуда взялась эта нототения?

- Тише! Это вторая жена Косорукова.

- Так ему и надо. А этот, который воет?

- Я тебя прошу!

В Хоросане есть такие двери,

Где обсыпан розами порог...

- Да, да, там еще живет задумчивая пери. Давайте за нее выпьем, за эту пери. Чтобы она открыла свои двери хорошему человеку.

- Ну, зачем же вы перебили?

- Егор, веди себя прилично!

- А он пусть оставит Есенина в покое. Пусть возьмет эту нототению и пойдет с нею в ванную, ей необходимо поплавать. Могут поплавать вместе. Сейчас я им предложу.

- Егор!

До свиданья, пери, до свиданья.

Пусть не смог я двери...

- Правильно! До свиданья - и пери, и все остальные. А нам, извините, пора домой.

- Я не понимаю...

- Извините его. Егор, перестань паясничать. Не смешно.

- Верочка, ну что ты в самом деле? Как раз очень смешно. Одна его физиономия чего стоит! Валяй, Егор, высказывайся!

- Я петь буду. "Мы будем петь и смеяться, как дети, среди упорной борьбы и труда. Уж мы такими родились на свете..." Все родились на свет, а мы - на свете! "Среди упорной борьбы и труда-а-а..."

- Нет, он сегодня невозможен. Идем-ка на кухню, поможешь мне.

- Сейчас, вот допою... Ну, ладно, иду, иду. А чего ты сердишься?

- Закрой дверь. А теперь слушай. Ты ведешь себя неприлично.

- Потому что мне тут не нравится. Скучно. Давай уйдем, а?

- Ты что, дурачишься или в самом деле так наклюкался? Тебя никогда не поймешь.

- Я домой хочу.

- Да ты же дома. Не в гостях, а у себя дома.

- А все эти кто?

- Твои гости, которые пришли к тебе на день рождения.

- Вот нахалы! Да кто их сюда звал?

- Я так старалась, чтобы все было красиво, столько труда вложила! А тебе обязательно нужно все испортить. Ну, прошу тебя...

- Слушай, а ты отпусти меня, а? Ну, не могу я больше на них глядеть. Особенно на эту нототению и того, который воет.

- Чем они тебе не нравятся?

- Не знаю.

- Как раз очень нужные тебе люди. Мы же договорились...

- Вера, я гулять хочу. Ну пойдем вместе, а? А они пусть себе остаются. Им будет хорошо, все у них тут есть - выпивка, харчи, музыка, подсобные помещения. Ты все для них сделала. А теперь пойдем.

- Ты хоть что-нибудь соображаешь? Они же пришли на твой день рождения!

- Да они уже про это забыли! Я, например, всегда забываю, с чего начал. Они только рады будут, если мы уйдем, вот увидишь.

Но жена наотрез отказалась идти гулять и меня не пустила. Дала мне бутылку минеральной воды, велела выпить, а сама вернулась к гостям. Я выпил воду, и мне опять стало скучно. Я пошел поглядеть, что они там делают. А они там танцевали. Парочками! Это ж надо! Устроили зрелище: сытые самцы и самки приступили к спариванию. Вы бы видели эти рожи! Высоцкий надрывается, умоляет: "Н-ну, помедленнее, кони, н-ну, помедленнее..." А они закусили удила, лихачи паркетные! Оползнев, конечно, свою бегемотку подсунул Майсуряну, а сам подхватил мою жену. Это мне не понравилось. Но это я бы еще стерпел, ладно. Но тут выплывает нототения в объятиях того завывалы, оба красные, распаренные, из глаз истома капает прямо на паркет. А полы-то мы только недавно отциклевали, деньги за это заплатили, потом лак купили, и я ползал по полу в противогазе и самолично мазал его три раза согласно инструкции. Чуть не отравился. А они, ничуть не считаясь с моими трудами, скачут тут, как лошади. Представляете? В одной нототении килограммов восемьдесят и в нем примерно столько же. Это же полтора центнера выходит, не меньше! И никакого дела им нет, что под ними не мостовая, а паркет. Вот это меня и доконало.

Я пошел в ванную, пустил воду на всю мощь, подтянул душевой шланг к двери и, когда эта парочка оказалась напротив, направил холодную струю прямо на них. Чтобы, значит, немного их охладить, чтобы они помедленнее. "Я коней н-напою, я куплет д-допою..." Вы бы слышали, доктор, как они визжали! Все разом! Я-то хотел только эту парочку, а они там все перепутались, и я нечаянно всех обрызгал. И жену свою. Ее, беднягу, больше всех. Она выскочила, стала рвать у меня из рук шланг, потянула на себя, и струя ледяной воды пронзила ей сердце. Я крикнул восторженно, что она у меня, как Александр Матросов. Но меня не поняли, скрутили... В общем, скандал получился.