Далия Трускиновская - Деревянная грамота Страница 34

Стенька широко улыбнулся.

Конечно же, Нечаю лучше всего было оказаться при Калашниковых, а не возвращаться в свое, как бишь то сельцо звали?.. Подобно большинству москвичей, Стенька считал Москву не только наилучшим, но и единственным местом, где человеку можно достойно жить. Вот разве что кому душу спасать охота - так для того леса есть, поставь себе хижинку да и голодай, да и мерзни!

- А сговоримся, - пообещал ярыжка. - Обозные мужики, что ли, здоровые нужны?

- Да нет, Степа... - Потапыч несколько замялся. - Скажи уж ему сам, Вонифатий Леонтьевич.

- Съезжаю я с Москвы... - глядя в пол, сообщил молодой Калашников.

- Куда ж это?

- А в Соликамский уезд, где у брата варницы.

- Ах он аспид! - бессознательно вырвалось у Стеньки. И как же еще называть старшего братца, пусть двоюродного, который собрался упечь беззащитного младшенького в такую даль?!

Стенька совершенно себе не представлял, как человек может жить за пределами Москвы. И ладно бы разбойника, налетчика, вора из столицы выперли! Вонифатия-то за что?! .

- Что ж так сразу - аспид? - поняв Стенькино волнение, возразил Вониватий. - Я своей волей еду. Хочешь - вместе со мной собирайся!

- В Соликамский уезд? - Стенька помотал башкой. Он и в Калугу, где имел родню, пятый уж год собраться не мог.

- Чем тебе плох Соликамский уезд? Тут тебе всякий - начальник, а там один лишь я над тобой буду! - и, видя, что Стенька явственно не понимает положения дел, Вонифатий продолжал: - Да ты подумай сам, Степан Иванович, не до седых же мне волос тут братнее сукно мерить! Мне, слава те Господи, двадцать четвертый год пошел. Я брату поклонился и сказал: коли не приставишь меня к настоящему делу, поищу другого хозяина. И он мне ответил: у нас-де в Соликамске непорядки, управляющий, сдается, проворовался вконец. Коли хочешь, говорит, езжай! Возьмешь под себя все соляные варницы, а вора - взашей. Поживи, говорит, года два-три, там и поглядим. Пойдет дело на лад, построишь новые варницы, потянутся к тебе купцы, - тогда и в дело тебя возьму! Вот я и смотрю - кого с собой брать. Хочу со своими людьми приехать, чтобы сразу воров разогнать, а своих - на их место поставить. Жаль, Потапыч не может...

- Стар я, хвор, дороги - и той не перенесу, - приказчик вздохнул. Кабы лет десяточек скинуть - ей-Богу, поехал бы! А ты, Степа, подумай. Ты за порядком следить навычен, дадут тебе подручных, дом дадут, хозяйство заведешь. Разживешься! Может, и на Москву возвращаться не пожелаешь.

- Обдумать надобно, - с достоинством произнес Стенька.

- Так думай-то скорее! У нас обоз почти готов.

- По зимнику-то ехать весело, - заметил Вонифатий. - Двое саней под твое барахлишко дадим.

Стенька ужаснулся. Скорость решений у Вонифатия и Потапыча его ошеломила. Он и понимал рассудком, что молодой купец ищет простора, что и ему бы самому простор был не вреден, однако душа решительно воспротивилась. Съезжать с Москвы?.. С приказом расставаться?.. А что еще Наталья скажет? Да ее от Домны клещами не отдерешь! Стало быть - пора отсюда убираться...

- За помощь - благодарствую, а спешить надобно!

Он поклонился в пояс.

Узнать про купца Родионова на торгу было куда проще, чем про самозванца Рудакова. Стеньке и его лавки указали в торговых рядах, и склады в Гостином дворе. Родионов, видать, привез из Касимова не только жернова, но также юфть и сапожные заготовки, которые там тоже недорого можно было взять. Потому и отправился Стенька, как было велено, в сапожный ряд, и отыскал сидельца, и поклонился, и сказал "Бог в помощь! ", и даже приценился к бабьим чеботкам.

- Добрый товар! - похвалил. - Мне так тот Перфилий и сказал - коли хочешь женку обуть, ступай к нам, в родионовские лавки, там недорого и без обману.

- А что за Перфилий?

- Да Рудаков, приказчиком у вас служит!

- Ах, этот? Тьфу! - сиделец и впрямь плюнул.

- А что такое?

- Уж думали - не избавимся! Господь нас от него спас - сам сбежал! Ты, молодец, с ним не дружись - на руку нечист, - предупредил сиделец.

- Ахти мне! - воскликнул Стенька. - А по виду и не скажешь!

- Ты-то как с ним сошелся?

- Кум у меня, Ивашка Шепоткин, так они вместе из Касимова ехали, - не вдаваясь в мелкие подробности, объяснил Стенька. - Я-то ведь его, Рудакова, и ищу. Ты уж прости - про чеботки я так спрашивал...

- На что он тебе? Денег, что ли, у кума взял, да не вернул?

- Сдается, что так. Кум-то ногу повредил, дома сидит, - Стенька искусно вплетал в правдивые слова необходимую ложь. - А тот Рудаков парня у него поселил, Нечая, и кормовых денег дать обещал, а сам носу не кажет! И парня девать некуда - на улицу среди зимы не выкинешь, а на Москве у него никого нет, Рудаков его из-под Касимова вывез!

- Рудаков парня из-под Касимова вывез?! . - изумился сиделец. - Да на кой ему? Сам голодной смертью помирал, когда к нам просился! Не то что в Касимов - в Енисейск ехать был готов!

- Так вот я и спрашиваю - как нам с тем парнем быть? Мы с кумом думали может, ему сам Родионов велел того парня куда-либо пристроить? Я, ты видишь, в Земском приказе служу, так прежде, чем шум подымать, решил по-доброму разведать...

- Тут, молодец, какое-то надувательство, - подумав, сказал сиделец. Твой Рудаков у меня прежде, чем сгинуть, полуполтину выманил! Коли я тебе его сыскать помогу - ты мне должишко взыскать поможешь, понял?

- А как же!

- Тогда ступай и завтра приходи. Может, кто из наших что-то знает.

С тем Стенька и убрался.

По дороге в приказ он старательно размышлял - на что человеку, берущему полуполтины в долг без отдачи, связываться с беглым парнем, более того сманивать его в бега? И ведь чем прельстил, сучий сын! Банями с дородными девками и деревянной грамотой! Что Нечаю в той грамоте-то?! . Он и буквы-то, поди, ни единой не знает!

В приказе Стеньку встретили яростно:

- Где тебя, дурака, носит? Женка твоя приходила! Беги скорее! Недалеко ушла!

Хлопнув себя по лбу, Стенька понесся через торг, высматривая статную Наталью...

* * *

- Куда поволок? - негромко спросил Озорной. - На что тебе?

- В прошлые разы ведь брали, - напомнил Данила, держа обеими руками кругло скроенную из грубого сукна и проолифленную, чтобы не промокала, епанчу. Накинутая поверх тулупа, она заменяла конному дом родной.

- В прошлые разы мы караулили. А теперь - не то... Тулуп надень, подсаадачник свой прицепи, еще пистоль за пояс сунь...

Собирались на дело.

Данила был нетерпелив - первым оседлал Голована и вывел на двор.

В Кремле было тихо. Раз в час перекликались на башнях сторожевые стрельцы - а больше и шуметь-то некому. Разве что петухи в птичнике заорут поочередно. Если кто по ночам на конюшне в очередь дневальничает - тот уже от скуки тех петухов по голосам распознает.