Роман Подольный - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 23 Страница 35

Владимир покачал головой.

— Ну и бухгалтерия… И ты серьезно в это веришь?

— Верю. Судьбы, фатума, нет, каждый сам себе фатум.

— Но зачем тогда вообще жить? Рисковать испортить себе карму? Лучше сразу сесть в бочку с консервантом. Не шевелиться, не мыслить, не желать…

— Вот-вот! Это и есть нирвана, вечное блаженство абсолютного покоя, конец перевоплощений, награда за хорошую карму.

— Тогда чего ради ты лезешь на Белый Монастырь? — Владимир стал терять терпение. — Для кармы?

— Да, Влади. — Тон Джерри был серьезен. — Это доброе деяние, разве оно не делает нас лучше?

— Но неужели, черт возьми, за столько лет у вас ничего не изменилось? Как вы ухитрились совместить все это с высокой наукой?

— О нет, изменилось многое. — Джерри усмехнулся. — Старый ламаизм привел Тибет к застою. Когда же пришло освобождение, мы поняли, что на яках далеко не уедешь. Наука помогла нам не только уничтожить нищету и болезни. Раньше ламы крутили молитвенные барабаны. Теперь они стали рабочими и землепашцами. Вместо лам молятся электронные машины. Мудрость сотен томов «Кянджура» доступна всем по телевизору и в микрофильмах, а над Поталой зажжены священные слова: "Ом мани падме хум" — знаешь, что это значит?

Владимир кивнул.

— Нет, Джерри, — сказал он. — Для меня это не подходит. Мне не нужна нирвана, даже на такой высокой технической базе. Я хочу жить и быть человеком… делать мир прекрасным и не давать спуску всякой дряни, ее еще много на земле… А вот и наш красавец. Слушай, почему он дымит?

Биоид приближался, ухватив хоботом дужку раскачивающегося красного ведра. Над ним поднималось облачко пара.

— Замочил радиатор, там градусов восемьдесят… Он ведь тепленький, ты разве не замечал? Пойдем, познакомься поближе.

Джерри потянул Владимира к биоиду. В нос ударило запахом аммиака, к горлу подступила тошнота. Владимир вырвал руку, крикнул с отвращением:

— Убери его подальше!

Улыбка погасла на широком смуглом лице Джерри.

— Вот оно что! — процедил он. — Знаешь, кто ты такой? Расист! Это сидит у вас в крови, у просвещенных европейцев! Какого черта ты удостоил меня своим обществом? Я ведь не Джерри, а всего лишь Чжало! Или ты рассчитывал, что я буду у тебя носильщиком? — Джерри рассек воздух сжатым кулаком. — Ко всем чертям! — Он повернулся и пошел к аэроплату.

За ним поплелся Цзамбо. В его ретираде было что-то от безответной ослиной покорности. Владимир почувствовал, что краснеет. Кинулся вслед.

— Подожди, Джерри, — проронил он глухо. — Оправдываться не буду, я вел себя, как скотина… Понимаешь, мне всегда говорили, что я похож на стальной рельс: как уложен, так и ведет. Не могу я к нему привыкнуть, ну никак… — Ему бросился в глаза медальон Джерри. В ромбовидной рамке улыбалась молодая черноволосая женщина с милым простодушным лицом. Раньше я у тебя этого не видел, это Сонбу?

— Она. — Джерри смягчился. — Мы поженимся через год, когда она окончит университет в Чамдо. А у тебя девушка есть?

— Нет. — Владимир насупился. — Она не смогла примириться с этим.

— С рельсом?

— Да. Этот твой Цзамбо — я не могу считать его машиной. Животным тоже, он ведь говорит. Значит, человек? Но он слишком непохож на человека.

Некоторое время они молча глядели друг на друга.

— Ну и что из того, что непохож? — сказал наконец Джерри. — Вот ты, например, — откуда я знаю, что ты не искусно сделанный робот?

Владимир изумленно уставился на Джерри.

— Ты что, обалдел?

— Не пугайся, — насмешливо ответил тот. — Ты человек. Но не потому, что сделан из плоти и крови. А потому, что ведешь себя по-человечески, вот что важно. И Цзамбо тоже, почему же не считать его человеком?

Владимир задумался. Солнце клонилось к закату, и освещение стало неожиданно теплым, — это, невидимая отсюда, сияла Чомо-Ганга, наполняя мир розовым светом.

— А знаешь, ты прав, — признал он. — Думать иначе — это и есть расизм… Но тогда ты рабовладелец, так ведь? Ты же на нем верхом поедешь.

— А это совсем другое дело. Возить — его профессия. Аэроплат сядет не везде, а Цзамбо пройдет всюду. Изотопной батареи хватит надолго, пока не состарятся миозиновые мышцы.

— Ладно, Джерри, я привыкну, — пообещал Владимир. — Но ездить на нем не стану… Послушай, а выключить его нельзя?

— Не выйдет. — Джерри расхохотался. — Если ты пустил батарею в режим, то все! Его можно только… разобрать, что ли? Да брось ты мудрить, он неплохой малый… Эй, Цзамбо, поди сюда!

Тот подковылял, тихонько виляя хоботом, платформа покачивалась в такт. Верно; не красавец, но ведь и як тоже… С этим хоть можно перекинуться несколькими фразами в пределах проблем ходьбы и переноски грузов.

— Он может не только возить. — Джерри окинул биоида сочувственным взглядом. — У него развитая терморегуляция. Прикажешь — обогреет не хуже костра, правда за счет сокращения своей жизни… — Он похлопал Цзамбо по слоновьей голове. — Все! Давай десерт.

Они с наслаждением поглощали консервированные бананы, когда Владимир вдруг сказал:

— Слушай, у меня идея, как добиться нирваны при жизни…

— Ну-ка, давай!

— В невесомости, орбитуя над планетой!

И передние глаза биоида Цзамбо увидели непонятную ему картину: господин Темный и господин Светлый разразились громкими ритмическими звуками, повалились на траву и стали по ней кататься, обхватив друг друга. Если это опасность, то нужно прийти на помощь. Но кому из них?..

Они были молоды, полны играющей силы и не подозревали, какой искус готовит им Белый Монастырь.

Было еще темно, но световой прилив с востока уже гасил звездные огни в высоком небе.

Они шли уже несколько часов по плавно поднимавшемуся глетчеру, сплошь покрытому сверкающим фирном. В удобном седле, в обогреваемом штормовом костюме Джерри не ощущал движения — вокруг господствовала белизна, не давая взгляду ни единой зацепки. Лишь впереди маячила ярко-алая фигура Владимира — шлем на голове, плоский серебристый баллон на спине, широкий белый кушак вокруг пояса. Джерри оглянулся — позади тянулась цепочка звездчатых следов от ступней биоида. Они перемежались с овальными отпечатками самоподъемных ботинок — ороподов, в которые был обут Владимир. Еще дальше простирался фиолетовый горизонт, на его фоне темнело пятнышко оставленного ими аэроплата.

— Джерри! Как маяк?

— Пищит нормально.

По сигналам маяка, отраженным спутником, следившая за ними спасательная база постоянно знала их место.

— Постой-ка, осмотримся. — Владимир вгляделся вперед. До подножия предвершинного гребня оставалось километра три коварного ледника, наверняка изрезанного трещинами, закрытыми снегом. Лишь перед самым гребнем, в плотной тени вершинного массива, снега не было — там громоздились полупрозрачные глыбы открытого льда.