Анастасия Галатенко - Нф-100: Адам в Аду Страница 36

Делать из них богов.

15. Ро

Кривцов был взвинчен. Это слышалось в голосе, которым он позвал Андрея. Левченко шагнул было к двери, но Разумовский зло посмотрел на него:

-- Не лезь! Хватит!

Левченко и Ро переглянулись. Голоса за стенкой бубнили неразборчиво -- нервный монолог Кривцова иногда прерывался резкими замечаниями Разумовского. Где-то глубоко внутри Ро поселилось странное ощущение -- будто его не-жизнь скоро изменится. И не так важно, к добру ли, к худу -- главное, что жизнью она все равно не станет. Это становилось очевидным при одном взгляде на холсты, расставленные вдоль стены.

Ро вгляделся в чистый холст, пытаясь представить его покрытым красочными пятнами. Пейзаж? Портрет? Nature morte.

-- Я больше так не могу, -- сказал он то ли самому себе, то ли сидевшему перед терминалом Левченко.

Левченко не ответил. И лишь позже Ро понял, что тот слышал его.

-- Ничего не изменится, Ро, -- сказал Левченко, повернувшись к нему. -- Но я должен попросить тебя смириться. Пока.

-- Зачем? -- спросил и сам удивился, как слабо звучит голос.

-- Во-первых, мы живем. Какая бы ни была эта жизнь, мы можем распоряжаться ею. Есть вещи, о которых знаем только мы. А должны узнать все.

-- А во-вторых? -- подсказал Ро, когда Левченко замолк надолго.

-- А во-вторых... -- тот покачал головой. -- Я боюсь, что если с нами не будет тебя, то наше противостояние с Разумовским превратится в выжидание -- кто кого.

А Ро, стало быть, буфер между ними. Почетная роль, ничего не скажешь. Достойная цель, чтобы жить.

А другой все равно нет.

Разумовский вернулся, когда за окном начало темнеть. Вид у него был злой и усталый.

-- Придется сматываться! Кривцов поднял задницу с дивана! -- он повернулся к Левченко:

-- Вот кто тебя просил вмешиваться, а?

Левченко поднял руку в останавливающем жесте:

-- Погоди. Давай по порядку. Что случилось?

-- Ты! -- Разумовский ткнул к него пальцем. -- Ты говорил с этой сукой! Ты сказал ему, что нужно трепыхаться! Его тут давно зазывает один, вот твой Венечка и пошел... работать!

-- Что за работа? -- быстро спросил Левченко.

-- Людей обрабатывать, чтобы потом подороже продать! Он же у нас в этом большой специалист! Психолух! Теперь большим человеком станет!

-- Хорошо, а причем тут мы?

-- Думаешь, он оставит меня без присмотра?! -- Разумовский захохотал. -- Нет! Он торчок, твой Веня, но не идиот! Он чувствует! Он подозревает, что я уже почти свободен! А в его прошивочной я безопасен для него!

Левченко напрягся, и сердце Ро ухнуло вниз.

-- Зачем ему прошивочная? -- спросил Левченко.

Разумовский упал на диван и зло посмотрел на Левченко:

-- Ученый, твою мать! Люди, клетки... Кого это волнует! Мог бы уже давно понять, мозг -- это лейбл! Бражникову не нужен Кривцов. Ему нужен лейбл! Имя. А Кривцов спит и видит себя спасителем человечества, дарителем бессмертия и создателем совершенного мира! У него будет постоянный поток людей и собственная прошивочная. Твоих ученых мозгов хватит, чтобы сложить два и два? Пара-тройка несчастных случаев -- и Кривцов прошьет пару-тройку шедевров, которым Бражников, уж будь уверен, найдет применение!

Левченко, до этого шагавший по комнате, вдруг остановился.

-- А ведь это, возможно, наш шанс.

Кривцов уходил утром и возвращался затемно. Он сделался еще более раздражительным, чем раньше, и подозрительным. Первым делом, приходя, он звал Андрея. Иногда звонил домой просто чтобы убедиться, что трубку возьмут.

Андрея это раздражало. Левченко почему-то радовало. А Ро не очень понимал, что происходит, пока как-то вечером, когда Левченко сидел с Кривцовым, Разумовский не подошел к нему.

-- Я знаю, что не нравлюсь тебе, но...

-- Это не так, -- попытался возразить Ро. Рука его непроизвольно потянулась к карману рубашки, где лежали сигареты. Он достал одну, покрутил в пальцах и положил обратно. Разумовский заметил этот жест и усмехнулся:

-- Куришь?

-- Нет, -- честно ответил Ро. -- Зажигалки нет.

-- Держи! -- Разумовский выдвинул ящик стола, достал зажигалку и бросил Ро. Потом посерьезнел:

-- Мне плевать, как ты ко мне относишься. Ты -- честный парень! Поэтому, надеюсь, если Кривцов решит меня выключить -- ты меня включишь.

-- Конечно! Но...

-- Левченко будет рад от меня избавиться! Но ты, мне кажется, своей выгоды не упустишь. Не лишай себя возможности стать свободным!

-- Хорошо. Но...

-- Кривцов боится! У меня с ним был договор -- он прячет меня. В обмен на кое-какую помощь, -- Разумовский показал на свою голову, намекая на то, какую именно помощь он оказывал Кривцову. -- Меня устраивало. Но сейчас у него будет доступ к нейрокристаллам и реактивам, и я становлюсь ему не нужен. Более того -- опасен.

Кривцов спал. Левченко листал книгу. Разумовский уткнулся в терминал.

Ро чувствовал себя лишним. Он встал, потянулся и вышел. Разумовский проводил его настороженным взглядом.

Ро тихонько пробрался мимо комнаты Кривцова на кухню. Распахнул окно. Он не боялся, что в темноте кто-то разглядит черты его лица, дышал свежестью и пытался поймать забытое ощущение жизни. Снег наконец перестал высылать разведывательные отряды и явил всю свою мощь, оккупировав город. Из-за белого покрывала ночь казалась светлой. Ро дотянулся до настойчиво стучащейся в окно ветки. Обмакнул пальцы в снег, облизал.

Как в детстве. Тогда он тоже любил есть снег, за что ему часто попадало от няньки. Он был болезненным мальчиком и часто простужался. Мороженого ему не разрешали, а снега было много, достаточно протянуть руку. Только надо было дождаться, чтобы нянька отвернулась. Он ел снег украдкой, чувствуя удовлетворение не столько от вкуса, сколько от собственного неповиновения. И частенько расплачивался за своеволие простудой.

Теперь-то у него вряд ли заболит горло.

Зато все чаще гудела голова. Про себя Ро называл это мигренью. Сейчас она отступила, что само по себе казалось подарком этой глубокой зимней ночи.

Покрытые снегом ветки выпрыгнули из темноты неожиданно. Ро отшатнулся, с опозданием сообразив, что в кухне зажегся свет. Тут же его схватили за плечо и развернули. Ро увидел перед собой разъяренное лицо Кривцова.

-- Ты спятил? -- прошипел Кривцов, впиваясь ему в лицо расширенными зрачками. -- Тебя могут увидеть!

-- Темно ведь, -- отозвался Ро, скорее с сожалением, чем в оправдание.

-- Подставить меня хочешь? Ты крест на мне поставил, да? Думаешь, я на игле и уже не способен ни на что? Ты умер, Разумовский! И в моей власти сделать так, чтобы ты умер еще раз!

Он притянул Ро к себе, будто пытаясь обнять. Ро инстинктивно отшатнулся, покачнулся и упал бы, не окажись позади подоконник. Кривцов навалился сверху, нашаривая что-то у Ро на затылке. Ро понял, что это значит, и на него накатил страх. Если до этого он отдавал себе отчет в том, что делает, то сейчас просто принялся молотить руками и ногами. Он не может потерять себя, не может... В голове не осталось ничего, кроме гула, казалось, вибрировал сам воздух в комнате. Человек вдруг отлетел, упал, откатился к стене, стукнулся о ножку стола и затих.