Вероника Кузнецова - Дневник штурмана Страница 36

Иван Сергеевич, серьёзный, сдержанный, как всегда приветливый и милый, смотрел вокруг своими добрыми внимательными глазами, иногда что-то говорил, отвечал на какие-то вопросы, но видно было, что он давно уже приступил к выполнению того, зачем его сюда послали.

Серафимы Андреевны за обеденным столом не было и, наверное, этим объяснялась атмосфера приподнятости и даже праздничности.

Но, видно, я всё-таки очень волнуюсь, потому что перескакиваю с предмета на предмет, нарушая порядок и хронологическую последовательность. Утром до завтрака мне удалось решить проблему взлётов, потом меня отпустили на завтрак. Невероятно, но я не могу освободиться от чувства, что за мной следят чьи-то настороженные глаза, когда я иду по коридору из рубки в столовую и из столовой в рубку. Странное ощущение и, признаюсь, очень неприятное. В столовой повар со мной поздоровался, мисс Фелисити — тоже. Были ли они взволнованы приближающимся моментом посадки, а значит и скорым выходом пассажиров на бесовскую планету, судить не берусь, но не думаю, что кто-то был бы способен остаться к этому равнодушным.

За обедом я мысленно желала учёным удачи. Мистер Уэнрайт, как я уже говорила, сохранял ледяное спокойствие. Мистер Форстер тоже внешне был очень сдержан, однако его мучила какая-то мысль, я бы даже назвала это тревогой. Неудивительно, конечно, что в такой ситуации человека снедает тревога, однако мне показалось, что это тревога не за учёных, а скорее за себя или за корабль. Впрочем, это лишь мои догадки и весьма несовершенные наблюдения.

После обеда, когда мы направлялись к себе, мы встретили в коридоре Сергееву. Я не пророчица, не ясновидящая, но при первом же взгляде на неё я почувствовала, что от неё веет смертью. Она двигалась, говорила (хотя было бы лучше, чтобы она молчала), однако мне она показалась уже умершей. Наверное, её уверенные заявления про кровь и смерть сделали и меня чуточку ведьмой.

Сергеева указала длинным тонким пальцем на первого штурмана.

— Я знаю, что ты мёртвый, — сказала она по-русски. — От тебя исходит холод. Зачем же ты пытаешься принять облик живого? Не скрывай своё лицо, я тебя всё равно узнала!

— Ты! — палец сумасшедшей указал на бесстрастного командира. — Тебя ждёт долгая, очень долгая дорога. Это будет последняя твоя долгая дорога.

Горящие безумные глаза пронзали меня, и указующий перст тянулся ко мне.

— Все преступления рождены на Земле, но одни осознанно, а другие — нет. Вокруг тебя пляшут какие-то лица… Всё! Я ничего не вижу. Я так устала, а должна успеть увидеть главное. Завтра будет уже поздно.

Она ушла странной замедленной походкой, а оба моих конвоира обернулись ко мне.

— Она сумасшедшая, джентльмены, — сказала я, не дожидаясь расспросов. — Очень трудно перевести то, что она наговорила.

Даже теперь, убедившись в её безумии, я не смогла быть откровенной. Радостное сюсюканье слабоумной и то подействовало бы на меня угнетающе, тем более — мрачные прогнозы, услышанные мною. Сам вид этой мёртвой женщины вселял тоску. Зачем же было нагнетать ещё большее уныние на моих коллег, да ещё перед самой посадкой?

— Попробуйте поточнее передать смысл её слов, мисс, — поставил передо мной задачу механизм.

Мистер Форстер держал себя в руках, но глаза его так и впились в меня.

— Вам, сэр, — обратилась я к первому штурману, — она сказала приблизительно следующее: "Вы от меня прячетесь, скрываете своё лицо, но я вас всё равно узнала". Вам, мистер Уэнрайт, она говорила о дальней дороге. Вас ждёт очень долгая дорога, сэр. А мне она сказала, что вокруг меня пляшут какие-то лица. Потом она пожаловалась, что больше ничего не видит и что очень устала, а должна ещё увидеть главное, потому что завтра будет поздно.

Ясно, что Серафима Андреевна была больна, очень тяжело и, может быть, неизлечимо больна, а это, как ни придумывай для себя успокаивающие рассуждения, кажется плохим предзнаменованием при посадке на таинственную планету.

Мы посадили корабль точно в шесть, притом планета приняла нас очень гостеприимно, даже ласково. Командир посоветовал сегодня всем учёным из корабля не выходить, потому что это была лишь первая пробная вылазка в неведомый мир, а отрядить человек семь для разведки и установки кое-каких приборов. Десант возглавил Иван Сергеевич, а вместе с ним пошли мсье Рок, индус Бинойбушон Бхоттачарджо, датчанин Сиггорд, сеньор Агирре, чеченец Исанбаев и поляк Ивашкевич. Мне никто не мог запретить смотреть в иллюминаторы и на экраны специальных видов, да и все смотрели, только экипаж — в одной части корабля, а учёные — в другой. Даже у повара и горничной был свой экран. Планета, конечно, внешне очень непривлекательна: камни, песок, скудная почва, на которой кое-где произрастает что-то сине-фиолетовое типа сухой плесени. Гор нет, но местность довольно холмистая и кое-где холмы достигают внушительной высоты и крутизны. Тишина, спокойствие и кажущаяся безопасность, однако здесь, среди мёртвых камней, люди теряли разум и моральные устои.

Вылазка продолжалась около двух часов, но я не видела вернувшихся, с ними общался лишь командир. Надо думать, что за такой короткий промежуток времени ничего не могло произойти. Да и вообще странно, какая зараза может пробраться сквозь скафандры, которые было запрещено снимать вне корабля. Для пущей безопасности решено было не жить во временных постройках на планете, а возвращаться на корабль.

А всё-таки как меняется настроение! С утра я в себя не могла придти от радости перед своим открытием, а сейчас, хоть и испытываю законную гордость, однако больше думаю о планете, на которую мне не представится возможность ступить.

6 февраля

Дата, которая так интересовала бедную Серафиму Андреевну. Сейчас пишу дневник не по привычке и не как дань прежним мечтам о журналистике, а из чувства долга. Может быть, эта тетрадь, где мои рассуждения вплелись в описание реальных событий, тоже окажется полезной в разгадке тайны планеты Х3-7. Жаль, что до сих пор я вела свой дневник, не учитывая возможности, что его могут читать как документ, и заполнила многие страницы не относящейся к делу белибердой, которая способна превратить меня из знающего решительного первого штурмана, какой меня считают в Комитете, в мелочную вздорную женщину, но ведь эта тетрадь попадёт в чужие руки лишь в случае моей смерти, а к мёртвым люди всегда снисходительнее, чем к живым. Я не чувствую в себе решимости сказать мистеру Форстеру, мистеру Уэнрайту, мисс Хаббард и сеньору Агирре об ожидающей их участи, да это и не к чему, ведь человек не властен изменить свою судьбу, но эти страницы содержат в себе пророчества Сергеевой и потом, когда они уже никого не смогут ужаснуть, правда её слов выйдет на свет. Однако и теперь о её удивительной способности видеть невидимое известно всем. Жаль, что она говорила по-русски, а русский — не международный язык. Сколько сокровенного она открывала людям, не понимавшим её речей и отшатывающихся от странной женщины, которую все считали безумной!