Сергей Гомонов - Послания себе (Книга 3) Страница 36

Дальнейшая судьба многострадального Зоо-Эйсетти Дрэяна не интересовала, потому что жена экономиста наконец-то отвязалась от Хадда. Тот вернулся, весьма довольный походом.

- Надеюсь, Хадд, она не домогалась твоего тела? - поддел Саткрон.

Дрэян хохотнул и с радостью поддержал приятеля:

- Верно-верно! А то, кажется мне, она готова поиметь все, что движется, а от того, кто хоть немного смазливее Тессетена, она просто...

Хадд прервал его одним взглядом и тем самым навел идеальный порядок. "Тес-габы" замолкли и уставились на него.

- Впредь мы должны звать ее "атме Ормона". И никак иначе. Она - наш билет в будущее... - торжественно проговорил их лидер.

Саткрон так и сел на скамью.

- Атме сказала, - продолжал Хадд, невзирая на смятение подельщиков, - что Ал хочет иметь с нами дело, но покуда не желает мозолить глаза себе и другим связью с нами. А посему атме Ал велел атме Ормоне быть посредником между ним и нами и руководить нашими действиями... А где Фирэ?

- Так что мы должны будем делать, Хадд? - спросил Саткрон.

- Где Фирэ?

"Тес-габы " развели руками. Маловозрастный бродяга мог быть где угодно.

- Мне надо поговорить с братом, - заявил Хадд.

- А что хочет твой "атме Ал"? - не смутившись неудачей Саткрона, повторил его вопрос Дрэян.

- Чтоб мы следили за порядком в городе. Чтоб павианы не наглели, как наглеют. Чтоб не было мятежников, когда наших понаедет на континент еще больше... В общем, нам улыбнулась удача... Не знаю, как вы, а я пойду искать Фирэ...

Какие-то дальние всполохи, свет в конце тоннеля, брезжили в сознании и душе Танрэй. В самый подчас неожиданный момент в ее голове складывались строчки прекрасных песен или стихов и, неуловимые, вновь исчезали. Она звала их, она огорчалась, когда теряла крылатую покровительницу, когда ее древняя "куарт" вдруг замолкала и пропадала в пене векового забвения. Но Танрэй знала, была уверена, что стоит на пороге. Осталось только сделать шаг, последний, решающий шаг...

А внутри нее уже то потягивался, словно игривый котенок, то трепыхался, как проголодавшийся птенчик, их с Алом будущий сын. Танрэй задумчиво прислушивалась, как он пробует свои силы, и видела его сны, и размышляла о нем - какой он, какая у него судьба. Тогда строчки - для него - появлялись снова. Теперь в них был смысл, они были нужны, необходимы. Ради него, думай ради него, ради него вложи свою душу во все, что ты сделаешь! А ты сделаешь, сделаешь! Рано или поздно, ты это сделаешь!..

Нат несколько раз встряхнул острым ухом, чтобы назойливые мухи не мешали ему спать. Но мухи почему-то не улетали, и он раскрыл один глаз. Внутреннее веко сползло со зрачка и открыло обзор. Волк нацелил свой слух на источник надоедливого звука. Ну еще бы! Прогонишь таких мух! Это хозяин говорил в темную штуку искусственного происхождения, которую для чего-то держал у самого уха, и для дремлющего Натаути его голос был похож на жужжание насекомых. Волк стал вслушиваться в слова и взглянул на хозяйку. Та что-то чертила на бумажке, сидя за столом, и время от времени прикрывалась ладонью, прыская от смеха. Нат снова посмотрел на Ала. Тот наконец замолчал, но мимика его была красноречивей всяких заумных фраз. Хозяин откровенно смеялся над теми, кто говорил с ним через этот темный предмет, но теперь делал это молча. Отвлекаясь от своего занятия, Танрэй тоже наблюдала за его физиономией. "Да что вы говорите?! Ну на-а-адо же!"; "Ну, еще бы! Как же, как же!"; "Я верю вам, как самому себе! Разумеется, о чем речь?!"... Хозяйка хохотала, а Нат подумал, что люди любят обезьянничать не меньше самих обезьян, а подчас это у них получается даже лучше.

- Хорошо. Я вижу, что мы с вами не сможем договориться, вволю наглумившись, подвел итог хозяин. - Всё! Не надо! Да, мы разговаривали с вашими представителями, и уже не один раз... Прощайте.

Он положил темный предмет на стол и, упершись руками в спинку стула, покачал головой.

- Так ничего и не выходит? - спросила хозяйка.

Ал выдохнул, прикрыл глаза, еще раз качнул головой и прошел мимо волка. Нат проводил его взглядом и посмотрел на Танрэй. Та поднялась и пошла следом за мужем.

- Что ты собираешься делать?

- Сетен был прав. Нам действительно намерены перекрыть кислород. Еще пара лет - и все. Техника выйдет из строя. О, Природа! Как бы хотелось заниматься не чем придется, а тем, к чему лежит душа! Наверное, мне это не светит до конца жизни, он открыл дверь сектора.

- Ты к Тессетену?

- Может быть. Тут разберется только он.

- Я могу тебе помочь?

Ал оглянулся:

- Нет.

Она развела руками.

Нат положил морду на лапы. Свежепорванное в утренней драке ухо снова дало о себе знать. Побаливал и бок, которым он ударился о камень, скатившись в обрыв вместе с хромым вожаком только клочья летели! Славно повеселились. Жаль только, что желтый пес охромел не благодаря ему. Неужели свои постарались? Или от хозяев получил? Дикари не слишком церемонятся с питомцами: чуть что не так - получи!

Танрэй присела возле него на корточки и погладила промеж ушей:

- Как ты, мой старый вояка? Когда же ты перестанешь драться, Натаути? Будешь есть?

Волк встряхнулся. Есть ему не хотелось: еще и двух дней не прошло, как он изрядно полакомился длинноногой пятнистой с копытцами. Хозяйка улыбнулась, потому что, встряхнувшись, он как бы отрицательно покрутил головой, дескать, нет, и пришибленно прижал больное ухо.

- Сейчас допишу - и поедем куда-нибудь. Подождешь?

Да, было бы куда лучше, посиди ты дома. Охота мне была с больным боком тащиться за тобой!.. Хотя, может, оно и к лучшему: ушиб лучше расходится, когда двигаешься. По крайней мере, глухая и нудная боль становится менее глухой и не такой нудной.

Волк поднялся и пошел за нею. Танрэй уселась и снова занялась своими бумажками. Нат привалился к ее ногам.

- Натаути, мне и так жарко! - но, видя, что бороться с этим бессмысленно, молодая женщина поставила ступни на его ребра. Волк закрыл глаза от блаженства: легкие ножки хозяйки, когда она увлекалась своим занятием, елозили по шкуре и разминали ноющий ушиб.

Наконец она встала и причмокнула губами:

- Идем, песик!

Пёсик... Хорошо тебе, ты не видела своего "песика" сегодня утром... И пару дней назад, когда он с горящими желтыми глазами набрасывался на несчастное рогатое животное, валил его на землю и впивался огромными клыками в пульсирующее, стиснутое ужасом, горло, а затем рвал, рвал кусками, клочками, пока не насытил жаждущую плоть и пустой желудок... Тебе не грозит этого увидеть, хозяйка.

Нат окинул взглядом ее слегка округлившуюся фигуру и нашел, что она ведет себя, как здешние жительницы, которые, будучи в "священном состоянии", не отрезали себя от кипучей деятельности и не ходили, как многие цивилизованные оританянки, подобно керамическим изделиям - такие и тронуть страшно: вдруг рассыплются? Он одобрял это, но её-то, конечно, меньше всего интересует мнение волка.