Далия Трускиновская - Деревянная грамота Страница 36

Но против медвежьего ножа был не одинокий муж-чурбан с каким-нибудь ослопом, а целое воинство. Справа и слева оказались вдруг не кто-либо, а стрельцы с пищалями.

И объявился вдруг пылающий факел, осветивший возбужденные лица.

- Ну, сказывай! - гремел меж тем тот, кого Богдаш все еще почитал за обманутого супруга. - Кто тебя сюда подослал?!

- А ты кто таков? - грозно спросил Богдаш. - Тебе самому тут чего надобно?!

Он пытался разглядеть возмущенного мужика, но тот был в шапке и в тулупе с поднятым воротом, откуда торчала лишь борода, сам - гора горой, а глотка - мало чем послабее Тимофеевой.

- А надобно мне знать, какой злодей тебя нанял и сюда подослал! И что тот злодей-немец велел тебе отсюда вынести! Коли добром повинишься - то и не будет тебе ничего, а коли упираться станешь - повяжем, и правду уже на дыбе из тебя добывать станем! А ты - ступай сюда!

Это относилось к обомлевшей женке. Она не шелохнулась, только поднесла к губам сжатые кулачки да тихо ахнула.

- Ого?!? - изумился Желвак. - И что же я подрядился отсюда вынести? Букварей мешок?

Он покосился на стрельцов - те воткнули в снег древки бердышей, пристроили в нарочно сделанных выемках дула пищалей и честно целились в Желвака.

- Вот то-то они, враги государевы! - воскликнул мужик. - Сколько тебе в Немецкой слободе заплатили, чтобы ты здесь околачивался да чужих женок приманивал? Гаврила Михайлович! Выдь, глянь-ка на аспида!

- Не вопи, Степа, - тут из-за стрельцов вышел пожилой человек в тулупе внакидку поверх шубы с большим бобровым воротником, в руке у него тоже был факел. - А ты, молодец, не валяй дурака, а покорись Земскому приказу. Не то...

Тут стрельцы как-то особенно опасно шевельнули свои пищали.

- Не дам! - соблазненная Желваком женка вдруг кинулась между ним и пищальными стволами. - Вот только стрельни, Гераська! ..

Главный во всем воинстве крикун выскочил вперед и стал оттаскивать красавицу за руку.

- Караул! - закричала она. - Всю Москву на ноги подыму!!!

- Аспида не упускайте! - приказал пожилой человек.

Тут Богдаш понял, что в общей суматохе ему и впрямь может перепасть пищальная пуля.

Он сунул пальцы в рот и свистнул тревогу - долгим и коротким свистом.

Очевидно, чего-то этакого от него ждали - опытным глазом он уловил яркую искорку зажженного фитиля и кинулся боком в сугроб, и перекатился...

Выстрел не достал его, зато раздался точно такой же свист и глуховатый стук копыт.

- Держись, Богдаш! - громогласно потребовал Тимофей и вылетел из-за поворота.

В руке он держал пистоль и уже искал взглядом, куда посылать пулю.

- Что за черт! - воздев факел ввысь, воскликнул Гаврила Михайлович. Назад, молодцы! Ты, что ли, Тимофей?! . Твоя глотка звероподобная?!?

- Деревнин, мать твою!!! - отвечал из сугроба Богдаш вместо Тимофея.

- Стой, молодцы! Это конюхи! - крикнул своим подьячий. - За каким бесом вас сюда принесло?

- А тебя, Гаврила Михайлович? - спросил, подъезжая и опуская пистоль, Озорной. Рядом с ним, ноздря в ноздрю, был Данила на Головане, вооруженный самым опасным, что только может быть в схватке конного с пешим, - той замечательной помесью пистоли с бердышом, что досталась ему полгода назад от самого Деревнина...

- Тут розыск Земского приказа! - вмешался Стенька. - Подите прочь тут у нас ловушка! ..

И замолк, сообразив, кто угодил в ту ловушку.

- Так ты - с Аргамачьих конюшен конюх? - напустилась на встающего Желвака соблазненная им на непотребство женка. - Так ты тут скитался, чтобы дуру из здешних сыскать?!

И чудом уклонился Богдаш от хорошей оплеухи.

- Стой, баба! - прикрикнул на женку сверху Тимофей. - Ты чья такова?

- Да вот его жена! - тыча пальцем в Стеньку, отвечала Настасья. Улестил меня, аспид! Ловушка, говорит, ловушка! Государю, говорит, послужи! Врага заманим, который на Печатный двор тайно явится про грамоту вызнавать! Я и поддалась! ..

- Жену, стало быть, Богдашке подставил? - изумился Тимофей. - Ну, хорош!

- Так кто ж знал! - вскричал Стенька в таком отчаянии, что вызвал всеобщий хохот.

Стрельцы - те ржали, как жеребцы стоялые, хлопая друг дружку по плечам и утирая рукавицами невольные слезы. Пищали на бердышах ходуном ходили. Тимофей грохотал сверху. Семейка с Деревниным - и те довольно громко смеялись. В конце концов расхохотался и Богдаш.

- Ну, зазнобушка, чуть было меня за тебя не пристрелили!

За общим шумом немногие расслышали долгий свист, а что сейчас понабегут стрелецкие караулы - это и вовсе никому на ум не пришло.

- Так, выходит, мы друг дружку ловили? - спросил, отсмеявшись, Деревнин. А спрашивал он старшего из конюхов, Озорного, потому что в таком щекотливом деле старшие должны договариваться.

- Выходит, так, - отвечал Тимофей. - Не обессудь, Гаврила Михайлович мы люди подневольные, сам понимаешь, кто нас послал.

- И за здешними женками бегать тоже он велел? - осведомился Деревнин.

Тимофей хотел было ответить округло, но обходительно, но тут вмешалась Наталья. И не потому, что хотела испортить мужской разговор, а просто возникло некоторое молчание, а ей непременно нужно было задать мужу вопрос:

- Так сковородка-то мне будет?

- Отстань ты со своей сковородкой! - возмутился Стенька. - И без тебя тошно!

С таким хитроумием налаженная им ловушка на гонца из Немецкой слободы сделалась общим посмешищем.

- Ты о чем это, свет? - полюбопытствовал Семейка, как всегда, ласково. Скажи, не стыдись!

- Да он мне за то, чтобы я молодца приманила, сковородку к Масленице новую обещал, медную, в пять алтын! Кабы не сковородка - я бы и не пошла!

- В пять алтын, говоришь? - Семейка оценивающе поглядел на Желвака, словно бы спрашивая у присутствующих: а что, люди добрые, стоит ли молодец таких денег?

- Дешевле не отдают, как ни торгуйся, - подтвердила Наталья. - Я-то идти не хотела, а он посылал! И каждый раз выспрашивал - что да как. А он-то, конюх-то, как раз и любопытствовал про Печатный двор, а моему-то дураку и радость!

Стенька замахнулся на жену кулаком.

- Тихо, тихо! - одернул его Тимофей. - А то вон Богдаш тебе за ловушку спасибо скажет...

Желвак буркнул нечто невразумительное.

- Ну, я полагаю - надобно разойтись подобру-поздорову, - весомо сказал Деревнин. - Вам - своя дорожка, нам - своя.

- Погоди, Гаврила Михайлович! Ты и вправду веришь, что грамота все еще на Печатном дворе? - спросил Тимофей.

- Пока мой дурак каждый вечер докладывал, что какой-то неведомый добрый молодец на его наживку клюнул и про тайные ходы к печатне разведывает, так верил, - прямо отвечал подьячий. - Теперь уж и не знаю, как быть.

Хитер был Деревнин! И не согласился, и не воспротивился, а ловко извернулся.