Марта Уэллс - Стихия огня (Иль-Рьен - 1) Страница 37

— Кто это сделал, Лестрак? Грандье?

Взгляд умирающего как будто бы обрел фокус.

— Нет-нет, это не он… — Лестрак слабо поежился, словно бы эти слова дались ему с большим трудом.

— Но вы знаете его. Он был здесь?

— Нет, он… он обещал научить меня… власти. Мне следовало догадаться… Это Донтан по приказу Грандье… — произнес Лестрак внезапно окрепшим голосом. Конвульсивным движением он вцепился в полу дублета Томаса. — Капитан Бонифас, вы должны поймать этого ублюдка Донтана.

Лестрак начал сползать из кресла на пол, Томас, подхватив его, посадил на прежнее место. Голова дворянина поникла, широко открытые глаза бессмысленно смотрели вперед, хотя он еще дышал. Томас оставил его и шагнул назад. Все. Лестрак впал в забытье, которое продлится до близкой — через пару часов — смерти, и его уже нельзя будет вывести из оцепенения. Однако они, возможно, впервые допустили ошибку, подумал Томас. Кто-то, быть может, и сам Лестрак, нанимавший Гамбина, нарушил намеченный план, а это означало, что Грандье заручился помощью лиц, способных проходить во дворец и оставлять его в удобное для них время. Скорее всего и Дензиль замешан здесь каким-то образом… Он сказал Кастеро:

— Пошли кого-нибудь за людьми, оставленными у ворот. Мы намереваемся до основания разобрать этот дом.

Когда гвардеец ушел, Каде обошла комнату, разыскивая в стенах потайные двери. Насколько мог судить Томас по ее виду, занятие развлекало Каде, явно не смущавшуюся тем, что Лестрак практически только-только расстался с душой. Нисколько не волновало это и самого Томаса; во-первых, этот человек был ему безразличен; во-вторых, если правдива хотя бы половина из его подозрений, Лестрака все равно ждала бы казнь. Кроме того, он и сам был в известной степени удовлетворен. Быть может, поведение Каде досаждало ему именно потому, что он ощущал примерно то же самое.

Вернувшись к столу, Каде взяла бутылку и вылила остатки вина на полированную поверхность. Дважды помешав в лужице пальцем, она принялась внимательно разглядывать ее.

Не желая спрашивать, Томас зашел сзади, чтобы посмотреть, чем она занята. Не отрываясь, Каде схватила его за рукав. И прежде чем Томас успел высвободить руку, он заметил, как на винную лужицу набежала тень и что-то появилось внутри нее… О Боже, лицо мужчины. Поначалу изображение оставалось расплывчатым и нечетким, словно в плохом зеркале, и вдруг как-то прояснилось, являя полное сходство с мужчиной, находившимся сейчас в соседней комнате, тем самым, кого он видел вчера при дворе вместе с Дензилем.

Каде негромко сказала:

— Так я и думала. Он был здесь, и они подрались или по меньшей мере поссорились. Сильные эмоции всегда оставляют самый яркий след.

Она выпустила руку Томаса, тот шагнул назад, и лужица приняла прежний вид. Капитан лишь теперь понял, как далеко отступили шумы, связанные с обыском в соседней комнате, и пьяные протесты друзей Лестрака, когда на столе отразилось это лицо.

— Он чародей? Быть может, он и завуалировал эту дверь?

— Возможно. Но этот и сам был способен на такое. — Каде кивнула в сторону неподвижного Лестрака. — Вы ведь говорили, что он не был чужд нашему искусству… и к тому же иллюзия оказалась хитроумной, но отнюдь не слишком сильной.

Томас кивнул:

— Он привёл сюда Донтана, тот убил Лестрака, а потом вышел сквозь никем не спрятанную с этой стороны дверь. И задержался здесь, чтобы удостовериться, что поверженный Лестрак не появился с обвинениями в его адрес. Он должен был знать, за сколько времени зелье убьет жертву. Если бы мы чуть-чуть опоздали, то уже не застали бы его в живых.

Каде в задумчивости направилась к двери, ограничившись явно адресованным ему замечанием:

— Ну что же, я рада, что напросилась с вами.

Бросив еще один короткий взгляд на осевшее в кресле тело, Томас последовал за ней.

Потом он велел гвардейцам вынести тело Лестрака так, чтобы видели все его гости, которых собрали в гостиной. Опершись на бильярдный стол, экстравагантно обитый зеленым бархатом и освещенный свечами, расставленными в подсвечниках на высоких бортах, он следил, как знатные гуляки являют ту или иную степень пьяного потрясения. В том числе и Донтан, ничем не отличавшийся от остальных.

— А этих когда будем выводить? — полушепотом спросил Кастеро.

— Немедленно. Пока отведи их в казармы цистерианской гвардии, нарочито громко сказал Томас и прикоснулся к одному из серебряных колокольчиков, пристроенных над бильярдным столом. — Всех, кроме Донтана.

Тот поднял глаза, однако сумел хорошо спрятать испуг, если и впрямь испытал его. Томас терпеливо ждал, пока Кастеро и остальные гвардейцы вывели гостей Лестрака. Когда они вышли, в комнате остались Донтан, трое гвардейцев у двери и Каде, болтавшая ногами, сидя на крышке буфета. Когда Томас поглядел на нее и открыл рот, она немедленно объявила:

— Я уже помогла вам и вела себя сдержанно; по-моему, вполне разумно разрешить мне остаться.

Томас, не скрывая довольной улыбки, ответил:

— Разве что с такой формулировкой.

Презрительно глядевший на них Донтан язвительно произнес:

— Должно быть, у вас есть причины выделять меня среди всех прочих. Чуточку покачнувшись, он схватился за спинку кресла.

— Вы рассудили правильно. Давно ли вам знаком лорд Лестрак?

— Не слишком. Однако я друг герцога Альсенского.

— Это ставит вас сейчас в невыгодное положение, поскольку среди нас нет его друзей.

Отрицать связь с Лестраком было бы глупо для Донтана. Он наверняка прекрасно понимал, что прошлым вечером их видели вместе при дворе. И зачем ему понадобилось являться ко двору? Разве что оживить голема, направить его против некоей кудесницы…

Томас скрестил на груди руки:

— Мне известно, что вы отравили Лестрака.

Донтан напрягся:

— Это оскорбление, и я вызову вас на поединок.

Кто-то из гвардейцев у двери хохотнул, и он презрительно выпрямился.

Игнорируя браваду, Томас уверенно наседал:

— Вы были в той комнате вместе с Лестраком. Речь шла, если я не ошибаюсь, о некоем мелком шпионе по имени Гамбин.

— Я не знаю, о ком вы говорите.

— Лжет, — вставила Каде.

— Благодарю вас, мне это известно, — произнес Томас, наблюдая за реакцией Донтана.

— Должно быть, мне следует чувствовать себя польщенным, раз вы сочли необходимым прихватить сюда свою любимую ведьму, чтобы разделаться со мной, — сделал выпад Донтан, тем не менее растерявший изрядную долю деланного опьянения. Заявление Каде явно потрясло его.

— «Любимая ведьма». А мне нравится, — сообщила Каде, обращаясь, должно быть, к синей фаянсовой вазе, что стояла рядом с ней на крышке буфета. — Я хочу наложить на него проклятие.