Г. Берсенев - Погибшая страна Страница 37

Комнаты музея Последних Достижений Науки стали любимейшим местом отдыха исследователей: там они черпали новые силы и пополняли знания…

Однажды описывавший мумии археолог с удивлением отметил бросившееся ему в глаза при внимательном изучении останков отличие надгробия Неора, от гроба Гонды. Им установлено было, во-первых, что мужской труп был погребен в деревянном ложе, в то время как прах Гонды покоился в янтарной оправе. В этом на первый взгляд малозначащем обстоятельстве в действительности крылась большая загадка.

Уже и прежде некоторые из ученых обращали внимание на более живой, если так можно выразиться, блеск глаз Гонды. В ее янтарных глазах светилось что-то, правда, застывшее, но действенное, таящее в себе какие-то потенциальные силы, совсем несходное с помутневшим взглядом Неора. Все об’ясняли это явление предсмертным состоянием умершей.

Видимо, Неор умер спокойно, без мучений. Час кончины настал, когда он был без сознания. А Гонда все понимала и мучилась. Иначе трудно об’яснить, почему так глубоко легли скорбные складки на ее лице.

Высказав это предположение, все тогда же и забыли о нем. Но старый историк, всматриваясь в лицо Гонды, поневоле вспомнил то, что говорилось по этому поводу. За обедом в кают-компании он сообщил о своих наблюдениях Ибрагимову.

— Я думаю, не применен ли в данном случае какой — либо особый способ бальзамирования, гораздо лучший, чем обычный, оберегающий прах от разрушения?

Соображение археолога казалось вполне правдоподобным. Поэтому никто не удивился, когда Ибрагимов и его ассистент тотчас же после обеда отправились в склеп. Они решили вновь просмотреть сосуды, в которых хранились человеческие внутренности. Надо было установить, к праху ли Гонды относились они. Легче всего это можно было проделать путем вскрытия мумии, так как никаких указаний на их происхождение никто до сих пор не находил.

Стоя у изголовья мумии, Ибрагимов старался уяснить поистине замечательное выражение глаз умершей. Именно выражение, ибо они таили в себе какую-то внутреннюю силу, уснувшее, а не отсутствующее сознание…

Ибрагимов прикрывал то верхнюю, то нижнюю половину лица женщины, желая найти разгадку странного явления… Нет, перед ним светились положительно что-то выражающие зрачки, осмысленные, не остекляневшие! Ибрагимов видел это и боялся верить этому. Он не хотел обмануться в своих впечатлениях.

— Ну, что же, приступим? — тихо дотронулся до его плеча ассистент, выводя профессора из задумчивости.

Первое же прикосновение к останкам обнаружило, что поверх шелковистых одежд тело было покрыто тончайшим сизым налетом, будто слежавшимся слоем пыли. С легким шелестящим звуком расслаивалась неведомая оболочка под пинцетом ассистента. Опять затрещал кино-аппарат, подробно запечатлевающий операции.

Оболочка снялась как футляр. Внешне она имела вид шероховатого целлулоида; на прозрачность ее ничуть не влиял сизоватый оттенок вещества. Матовость оболочки помешала раньше обнаружить странный панцырь Гонды.

Шелковая пелена, прятавшаяся под платьем, снялась легко, не обнаружив и признаков тления. Через четверть часа на пьедестале лежал перед ними труп обнаженной Гонды. Даже мертвое тело ее сохраняло необычайную красоту форм, не вполне похожих на формы тела современной женщины. Словно точеное, эластичное, бронзово-розоватое, оно походило на изваяние.

Ибрагимов внимательно осмотрел голову покойницы. Череп ее не был так удлинен, как череп Неора. Нижняя челюсть также казалась сравнительно укороченной. В приоткрытых глазах, казалось, сверкал какой-то фосфоресцирующий блеск. Вот что принимали они за сияние скрытой жизни! Вероятно, в мумии начинался уже процесс медленного загнивания. Отсюда это странное излучение робких загадочных искорок, принятых учеными за проявление жизни…

Приступили к осмотру трупа. На теле нигде не виднелось ни малейших признаков швов. Ясно было, что вскрытие полости живота перед погребением не производилось. Открытие совпало с невысказанными предположениями Ибрагимова. Однако в то же время оно и поразило ученых. Следовательно, труп был в том самом состоянии, в котором он находился в минуту смерти…

— Но как же он мог сохраниться? Из всех подвергшихся мумизированию трупов внутренние органы извлекаются в целях предохранения их от загнивания. Нельзя же одной поверхностной дезинфекцией убить мириады бактерий, наполняющих внутренние человеческие полости… Ведь именно они порождают тление. И именно потому так старательно дезинфицируются внутренние полости тела бальзамируемых трупов!

Такой тирадой разразился недоумевающий ассистент. Ибрагимов задумался и вдруг, обернувшись к помощнику, произнес:

— А почему не допустить такого предположения: не применяли ли в некоторых случаях гондванцы дезинфицирования путем полного очищения от пищи и от прочих посторонних веществ внутренних органов умерших? И не пропускали ли они затем через полости какую-либо убивающую бактерии жидкость, не особенно вредную для человеческого организма, как мы теперь вводим в каналы питательные растворы?

— После всего, что мы здесь видели, можно все допустить! — согласился помощник. — Но кому же тогда принадлежит содержимое герметически закупоренных склянок?

В этот момент гонг с «Фантазера» подал сигнал собираться на ужин.

Ученые бережно перенесли останки под большой стеклянный колпак, из-под которого затем выкачали воздух. Туда же поставили несколько склянок с серной кислотой, поглощающей, как известно, влагу. В руках Ибрагимова находилась пробирка. В нее он вложил крохотный кусочек отрезанной у Гонды мышцы. Они собирались исследовать ее кровь, основной жизненный двигатель.

Поздней ночью ученые вышли из химико-бактериологической лаборатории, обогащенные важным научным открытием. Кровь гондванцев, как доказал анализ, значительно отличалась своим составом от крови современного человека: наблюдалось громадное сходство ее содержимого с кровью человекообразных обезьян.

И здесь опять целиком подтверждалась теория происхождения видов!..

IX

Опыты Ибрагимова над сращиванием отсеченных частей организма долго не приводили к положительным результатам. Приращивание небольших органов — например, пальцев, кусочков мышц, пересадка костей — более или менее удавалось. Но когда возникал вопрос о сращивании сложных органов, опыты оканчивались неизбежным крахом. Места порезов неизменно выделяли большое количество гноя, мешавшего сращиванию, и это заставило молодого ученого отказаться на время от поставленной цели.