Адам Холланек - Фаустерон Страница 4

С другой стороны, как мог он так рассуждать? Вероятно, ему изменил здравый смысл. Как можно считать, что человек, которому ты своими руками прервал жизнь, прервал в самую важную минуту, простит тебе все?

Нет, я не понимаю Ежи, Хочу понять, но не понимаю. Не знаю, что в нем засело. Полное безумие. Но когда безумие столь последовательно и логично, столь безошибочно, то какое же это безумие? Боже мой, насколько же я трезв, если небезуспешно пытаюсь понять, чего в этом человеке больше. Желания сделать работу, какой никто до него не делал, стремления к славе, мечты о собственной молодости? А чувство к Лизе?

Когда он застал их вместе, решил охладить не только ее, но обоих, И разыграл все как по нотам. Очень его интересовало, чем эта игра завершится. Я же глубоко убежден, что выигрыш здесь невозможен. Она выбрала этого парня, ставшего затем жертвой ее выбора. Я спросил Ежи, вернется ли к ним обоим полное сознание после эксперимента (я все еще верил, что они выйдут из этого невредимыми).

- Естественно, - ответил он. И добавил: - Конечно, вернется. Без этого вся моя игра пощла бы насмарку. Свободная игра сил, в которую, - он усмехнулся, - втянут теперь и ты.

- Что ты имеешь в виду?

- Увидишь.

Впрочем, мне было все равно. Несмотря на водку, меня пронизывало холодом от его отвратительного, обстоятельного рассказа. Когда он их застал и она заявила с ненавистью, что не будет с ним больше жить, а тот мальчишка держал себя вызывающе, - Фауст сохранил полное спокойствие.

Он уверял меня; "Мне это дорого обошлось, однако меня осенило, что можно сыграть ва-банк. Проверить единым- махом и свое открытие, и человеческую натуру. Другого способа вернуть ее не было. Понимаешь? Ни малейшего шанса".

Да, способа у него не было. Разве что убить. Но это была бы безвозвратная потеря. А он, этот мерзавец, не хотел никого терять. Привык к людям, которых выбрал и которыми себя окружил. И меня не хотел терять, как бы ни относился. Забавно, но я так и не знаю, зачем я ему.

Он успокоил молодых людей. Сказал, что с разводом устроит все сам без огласки и всяких формальностей. А пока пусть спокойно поживут здесь, под его боком. Места в вилле сколько угодно. Он оставит ее им, а сам уедет за границу. Они поверили. Собственно, она считала его старым, выжившим из ума ослом.

Никаких драматических черт, кроме легкой зловредности, в нем никогда не проявлялось.

Она даже попросила прощения за свою грубость. Объяснила, что это был единственный выход, единственный способ сказать правду. Она тоже побаивалась просьб и слез и хотела уладить как-нибудь ситуацию. Или мечтала стать героиней романтической истории?

По словам Ежи, она, казалось, была несколько разочарована его поведением. Вероятно, он все-таки был ей не совсем безразличен. Во всяком случае, и в таком толковании он остановился. А вечером подсыпал им в чай снотворного. И, когда удостоверился в успехе (они, разумеется, спали в отдельных комнатах), когда констатировал потерю сознания, то сделал уколы.

"Я раздел их, положил рядышком и с удовлетворением несколько раз вонзил в их тела шприц. Тела вздрагивали при каждом уколе. Я превратил их в деревянные колоды. Нет, не так. В мясные туши, ни на что уже не реагирующие, Я непрерывно замерял температуру и с удовольствием отмечал, как она постепенно снижается".

У него было заранее подготовлено несколько ванн-холодильников. Для подопытных животных, обезьян.

"Я наполнил ванны раствором, предварительно охлажденным до девяти градусов Цельсия. Собственноручно опустил каждого из них в ледяную купель. Но температуру мозга поддерживал более высокой. Видишь эти трубки и провода? Время от времени с помощью электрического тока я активировал их мозги, пробуждал их к остаточной деятельности. Чтобы совсем не погибли".

Уложив тела в ванны, он еще больше снизил температуру. Тела застывали, твердели. Температура упала до нуля. "Предварительно, еще до достижения нуля, я открыл им вены и забрал всю кровь. Посмотри, показал он, - вот бутылки с их кровью, законсервированной и живой. Они получат ее перед самым оживлением, на последней стадии процесса. У меня сколько угодно крови, вполне подходящей для начальных перелизаний. Они получали ее и тогда, когда я брал у них кожу для омоложения. - Он показал на еще одну шеренгу бутылок, наполненных красной жидкостью. - А потом забирал кровь обратно. Их сердца не бились. Тела оставались мертвыми".

Внезапно он прервал эту болтовню. Побледнел, Я понял: ему стало плохо. Теперь надо было ударить его, оглушить, бежать и известить власти.

Эта мысль снова и снова возникала в моем пьяном, вернее, полупьяном сознании. А вдруг эксперимент не удался? Вдруг он не сумеет их оживить? Или даже сумеет, но они поведут себя иначе, чем он предполагает? Меня ужаснула мысль о моей собственной неизвестной роли в этой странной, маниакальной игре. О роли, которую он отвел для меня. Для чего я ему нужен? .

Вероятно, он понял мое состояние, так как подсовывал теперь рюмку за рюмкой. И вновь его рассказ тонет в забытьи. Мне было весело. Пусть все идет к черту. Жигнь моя пошла крахом. Что мне его исследования? Женщина в ванне уже не была женщиной, юноша перестал быть юношей: мертвые, обледеневшие куски материи. Неважно,

- Достаточно ли я молодо выгляжу? - спросил он вдруг. Да, кажется, именно так и спросил.

- Ну, неплохо.

- Я нравлюсь женщинам.

- По-моему, ты их избегаешь.

- Я нравлюсь женщинам, - повторил он настойчиво, - И я сильный. Хочешь, померяемся? Я гораздо сильнее тебя.

Ага, так вот зачем я ему понадобился.

- Дурак, я не буду с тобой драться. Давай лучше выпьем.

- Защищайся, не то умрешь! - закричал он.

Я, кажется, заставил себя рассмеяться. Он ударил меня в живот. Я едва не упал. Столкнул какую-то вазу с одного из этих его античных столиков. У меня потемнело в глазах. И я тут же увидел кровь: кровь и насилие во всей его круглосуточной болтовне.

Я выпрямился, схватил тяжелое пресс-папье. Всей рукой ощутил холодное, отрезвляющее оружие. Увидел совсем рядом его сузившиеся глаза. Вскинул руку, чтобы тут же ударить. Сконцентрировал в ней все свои силы. Почувствовал страх, что никогда отсюда не выйду, и решимость выйти любой ценой. Ведь раньше я занимался спортом, когда-то неплохо боксировал, изучал дзюдо. Лишь потом все это утонуло в алкоголе.

Однако я задержал руку.

Я понял, что могу его убить, и задержал руку. Зато левая тут же нашла его подбородок. Бац. Голова с прищуренными глазами отлетела назад. Он перевалился через кресло. Потом поднялся, вытер губы. Не понимаю, почему я тут же не бросился к двери. Все еще ослепленный яростью, я шел на него с пресс-папье в правой рука. Левая была готова отразить удар - и нанести удар.