П Шуваев - Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста Страница 4

В таких занятиях, в спокойном, без суеты наблюдении за жизнью капли воды, где жизнь так и кишит, было нечто от старины, и Толику стало даже обидно, что у него такой простой-стандартный микроскоп, что все кругом... модерновое, так сказать. Было бы здорово, будь здесь сооружение высотой со стул, латунно сверкающее, со множеством винтов и рукояток. А за этим варварским великолепием сидит на высокой дубовой скамье - не исследователь даже, а естествоиспытатель в строгом черном сюртуке. Впечатления записывает. Гусиным пером.

Чайник все не закипал, и Толику это надоело. В конце концов, вот в Японии, говорят, есть любители заваривать градусах так при шестидесяти. Толик последовал их примеру и уселся перед чайником - наблюдать, как из отверстий в стеклянном стаканчике выползают красновато-коричневые струйки. Было красиво, и Толик любовался, пока не вспомнил, что чашки-то нет и пить, следовательно, придется из носика. Надругательство над благородным напитком, разумеется, но уж ладно. Плохо вот, надо дожидаться, пока остынет.

Толик выбрался на крыльцо. Черное небо, на небе звезды, за спиной темное здание, в руке сигарета - чего еще желать? Вот только слишком уж доносился из их комнаты магнитофон, заглушаемый по временам пьяным матом. Ругался, как ни странно, Серега, неужели его так развезло, что Нинки не стесняется? Было бы, разумеется, кого стесняться, но Толик бы на его месте не стал. Или уже смылась Нинка? Все равно: чего зря шуметь, вдруг кто-нибудь услышит и вспомнит, что на биостанции, вообще говоря, сухой закон! С другой стороны, сам Толик уже был вполне в здравом рассудке, и не было ему, решил он, дела до этой пьяни.

- ........, - сказал где-то там Серега.

Толик вздохнул и приложился к носику. Что же, пить можно, даже и не без некоторого удовольствия можно. "Чай приятен моим устам, и это воистину чудо", так, кажется? Марсианский затерянный город, лепестки-челюсти, личина-личинка-призрак, сикс-сакс-секс... Боже, только секса и не хватало! Но тут случился уж такой напор праведного негодования, что Толик не некоторое время получил возможность отвлечься на размышления о вещах простых и чистых, благо звездное небо очень способствовало.

Спать ложиться, пожалуй, уже не было смысла: слишком поздно, да и не хотелось, а хотелось просидеть остаток ночи вот так, в одиночестве, ничего не желая, кроме свободы рыться в памяти. Шумное застолье, кажется, уже завершилось, так что и мешать, если повезет, будет некому.

Никто и не мешал, пели птицы, Толик попытался разобрать, какие именно, ничего у него не вышло, - а потом врезался в летнюю ночь самолет, большим черным крестом осенил небо, прогрохотав над Толиком всеми четырьмя моторами.

"Над городом шли самолеты - птицы, предвещающие несчастье", -он твердо решил не обращать внимания на приближающиеся шаги. Моторы других самолетов, умиротворенно-громогласные, ниспосланные вместо возмездия тем мужественным, одураченным, ни в чем не повинным, среди которых пугающе много нормальных людей. Ничего не скажешь, нормальные люди - "понимает ли он Кафку?" Толик вот заведомо не понимал.

Шаги были слышны уже совсем рядом, были они нетвердые и сопровождались всхлипываниями. Надо же, кого черти принесли... Еще и ревет, вместо того, чтобы спать - с тем же Серегой, чтоб ему пусто было! Толик тихо выругался.

Нинка встала прямо перед ним, и он достаточно хорошо ее видел, чтобы понять, что с ней что-то приключилось. Или, может, достаточно хорошо слышал... Толику стало ее даже жалко.

- Чаю хочешь? - как можно приветливее сказал он.

Ох, напрасно это я, тут же подумал он: Нинка-то, кажется, его и не видела. В самом деле: свет выключен, сидел он тихо, могло и обойтись...

- Дай сигарету, - попросила Нинка.

Толик протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой, она долго не могла прикурить. Странно, Нинка же отродясь не курила... Она попыталась затянуться, раскашлялась, отшвырнула сигарету в траву и возобновила рыдания.

- Выпей, говорят тебе. Из носика, чашек нету. И сядь. Ну нельзя же так напиваться...

Нинка посмотрела на него, и Толику стало страшно: убьет еще, чего доброго... И что с ней такое? Страдает, небось, с перепою. Ладно, это пройдет, к утру пройдет. И все же - отчего бы? Ясно, что не от непонимания ею Кафки, мало ли что взбредет в голову такой дуре.

- Я не пьяная, - сказала Нинка.

Ну да, конечно, не пьяная, а шатается она от избытка чувств, каковой избыток обусловлен превеликим наслаждением от любования природой. Ладно, о сем умолчим.

- Поздно уже, Нинка, - сказал Толик. - Иди-ка ты лучше спать.

Нинка почему-то вздрогнула, что-то пробормотала. Толик не знал, верить ли собственным ушам: это что-то слишком напоминало ругань, какую не от всякого мужика услышишь, даже если пьян мужик.

Ну вот, подумал Толик, вот ведь радость-то какая... Нинка сидела на крылечке в какой-то странной позе, а Толик стоял рядом и все пытался уразуметь, что приключилось и что делать дальше. Поскольку уразуметь не выходило, оставалось только произнести как можно более внушительно:

- Ну, Нинка, слушай, ну не надо так... Поздно ведь уже, спать пора. В самом деле, ну чего ты так? Ребята ведь все спят, наверное...

Нинка снова зашлась. Уж не обидел ли ее кто? Но кому какой резон? Он сидел, молчал, придавал лицу соболезнующее выражение и ощущал себя полным идиотом.

- Слушай, ну скажи ты, наконец, что такое?! - рявкнул, не выдержав, соболезнующий Толик. - Ну в чем дело-то? И вообще, Ниночка, родненькая, успокойся, я сейчас чайник поставлю...

Он действительно поставил чайник греться. Оказывается, ему как раз и надо было отойти от Нинки, потому что с крыльца вдруг донеслись скучные звуки: Нинка отревывалась. Когда Толик вернулся, она была уже в состоянии говорить приблизительно членораздельно, хотя ни в коей мере не четко и не внятно.

Впрочем, Толик сумел понять, что зачем-то Нинка выходила из комнаты, это ладно, это ее дело, зачем. Потом она то ли вернулась, то ли хотела вернуться, а дальше что-то было, вне сомнения, было что-то, заинтересовавшее Нинку до такой вот степени, но что, черт побери?! И какие, однако, своеобразные обороты, поди попробуй согласовать их с языковой нормой...

За размышлениями о странности оборотов Толик, кажется, что-то пропустил в сюжете. Или в Нинкиных настроениях, потому что дальше стало почти понятно. Что-то там такое Серега рассказывал про нее этим своим ребятам, нехорошее что-то, кажется, очень даже нехорошее. Впрочем, решил Толик, отчего бы и не сказать? Толику бы, правда, в голову не пришло бы, но тем не менее... Тем не менее было противно.

- Да успокойся ты, забыли они уже, давным-давно забыли, с утра и не сообразят, чего ты такая зареванная...

- А я?! - интонации были такие, что Толику на мгновение вновь стало жутко. Я-то ведь помню...