Александр Петровский - Тень Фукусимы Страница 40

– Дурак ты, Вася, – заявил он. – И вряд ли уже чему-нибудь научишься. Хотя и не нужно. Ведь дурака учить – только портить.

– Ты не спишь? – удивился Василий. – Так какого черта ты храпел?

– А это я так спящим прикидывался, – пояснил Волчара. – Сам, небось, притворяться умеешь получше меня. Вы, бандеровцы, всегда умели прикидываться советскими людьми, а потом – бац! – и нож в спину. Во как!

– Волчара, хватит политинформации! Что я сделал, по-твоему, не так?

– Для начала, прокрути мне запись разговора с этим Леонидом Сергеевичем. Готов спорить на что хочешь, что голос у него – точь-в-точь как у Лаврентия Павловича. Уверен, что это один и тот же человек. Но главное тут совсем другое…

Волчара ещё примерно полчаса объяснял, что тут главное, а также как надлежит поступить в подобной ситуации настоящему чекисту. Левченко при этом не только не исчез, как он обычно делал, а внимательно слушал и в конце даже согласился. Правда, с некоторыми оговорками.

Должным образом проинструктированная Леонидом Сергеевичем, Алла направилась домой взять паспорта, свой и мужа. Ведь без паспорта в России нельзя устроиться на работу, по крайней мере, официально. Она думала, что понадобятся ещё и трудовые книжки, а их получить на руки было не так просто, но будущий шеф её успокоил, заверив, что без трудовых вполне можно обойтись.

Дома явственно витал характерный дух необитаемости. Странно, подумала Алла, когда же он успел тут завестись? Ведь ещё вчера утром они уходили отсюда, кто на работу, кто в институт, и квартира была вполне жилой. Прошло всего лишь чуть больше суток, а первые признаки запустения уже очевидны.

Но времени долго предаваться абстрактным размышлениям у неё не было. Алла положила в сумочку оба паспорта, а из неё извлекла сигареты, зажигалку и кошелёк. Сигарет осталось всего пара штук, прав был Левченко, вчера на импровизированной пьянке она действительно курила слишком много. Сжав предпоследнюю сигарету губами, она чиркнула дешёвой китайской зажигалкой, но огонёк не появился. Чиркнув ещё несколько раз, с тем же эффектом, она взглянула через зажигалку на просвет, чтобы убедиться в очевидном – газ кончился.

Разумеется, такая мелочь не могла её остановить. Алла зашла на кухню, зажгла плиту электрической зажигалкой, от плиты прикурила сигарету и с наслаждением затянулась. Только теперь она окинула кухню беглым взглядом, и увидела на столике несколько листков бумаги, которых обычно там не было. Все они были коммунальными счетами, внизу каждого имелась стандартная приписка, что в случае несвоевременной уплаты деньги непременно будут взысканы в судебном порядке.

Это ещё хорошо, подумала женщина, пусть взыскивают, если смогут. Марченко уже больше года не платили за квартиру вовсе не потому, что им было лень платить, а исключительно из-за банального хронического безденежья. Вот когда всеми ненавидимая Верховная Рада примет новый жилищный кодекс, в котором за неуплату коммунальных платежей предусмотрена конфискация жилья – тогда будет катастрофа. Впрочем, Алле хотелось верить, что новая работа на незнакомого пока Леонида Сергеевича решит все финансовые проблемы её семьи. Другие варианты она даже не рассматривала, слишком уж они были печальными.

На обороте одной из бумажек ужасным Таниным почерком были накарябаны несколько строчек. Алле пришлось приложить изрядные усилия, чтобы разобрать эти каракули. «Мама и папа! – писала Таня. – Вадик уговорил меня поехать на пару недель в Карпаты. Правда, денег на поездку у него нет, так что мне пришлось одолжить пять тысяч у тёти Вали. Она сначала не хотела давать, говорит, мы и так ей до хрена должны, но я её всё-таки убедила. Ну, и ещё я взяла две сотни, на всякий случай. Думала, там лежит больше, но увы. До свидания, любимые родители! Мы уезжаем. Ваша дочь Татьяна.»

Новость о пяти тысячах (гривен, надо надеяться), одолженных дочерью у сестры Игоря Валентины, Аллу совсем не обеспокоила. С первой же новой зарплаты супругов, суммарно двадцать три тысячи долларов, легко можно отдать несколько таких долгов. А вот известие о взятых Таней двух сотнях повергло женщину в шок. Двести гривен хранились на самый крайний случай в тайничке, о котором Таня, как считалось, не знала. Конечно, эта сумма была ничтожной, особенно для «крайних» случаев, но всё-таки лучше, чем ничего. Может, дочь имела в виду какие-то другие деньги? Хотя откуда в этой квартире взяться другим деньгам?

Алла заглянула в опустевший семейный тайник и окончательно убедилась: Таня о нём всё-таки знала. Вот эта потеря могла оказаться фатальной. В кошельке Аллы оставалось около сорока копеек, эта сумма не стоила даже упоминания. А ей требовалось как минимум пять гривен. До аэропорта прямой маршрутки не было, без пересадки никак не обойтись. Нет, поправила она себя, минимум не пять, а четыре. Отсюда можно уехать троллейбусом, это всего полторы гривны, а не две пятьдесят, а вот в аэропорт троллейбусы не ходят. Но у неё не было и четырёх, так что дела это никоим образом не меняло.

Где можно срочно раздобыть пятёрку, а ещё лучше десятку? Попросить у соседей? Но всем соседям, как и многим сослуживцам, Марченко уже задолжали огромные суммы. Обещанные сроки возврата этих долгов давно истекли. Вряд ли кто-нибудь сжалится и даст ещё хоть копейку. Нет, откажут просто из принципа! Что же ей делать? Позвонить Леониду Сергеевичу и объяснить ситуацию? И сама идея Алле не нравилась, и реализовать её было нереально. На её мобильнике был огромный перерасход, да и контракт с сотовым оператором не предусматривал международных звонков, а Россия, как ни странно, считалась здесь заграницей. Стационарный телефон тоже исключался – и там задолженность превышала тысячу, так что на любую попытку набрать код другого города или оператора мобильной связи мгновенно откликался робот, сообщая точную сумму задолженности до копейки и уведомляя о запрете на междугородние звонки.

Оставался единственный вариант – вызвать такси, и в аэропорту попытаться сбежать, не заплатив. Но, зная, как таксисты реагируют на подобные «подвиги» пассажиров, и этот вариант она тоже отвергла. Алла иногда была совсем не против рискнуть, но тут в случае неудачи последствия могли быть слишком страшными, чтобы даже думать об этом.

Не найдя приемлемого решения и чувствуя, что величайший шанс выбраться из нищеты, какой только был в её жизни, неумолимо уплывает прочь, женщина, полностью лишившись душевных сил, села на пол и горько заплакала. Этому заведомо бесплодному занятию она предавалась около получаса, и готова была неограниченно его продолжать, но звонок в дверь вынудил её прерваться. Не очень понимая толком, что она делает, Алла поднялась на ноги и пошла открывать. Даже не спрашивая, кто к ней пожаловал, женщина отперла дверь и вопросительно уставилась на визитёра, внешне изрядно напоминающего снежного человека.