Раненые звезды Страница 41

Медик, который пришел на мостик вместе с нами, строго посмотрел на него, и мужик, смутившись, отвел взгляд.

- Конечно, - ответил я, - крутая штуковина. А где сам мотор? Какая тут передача? Редуктор внизу, да?

- Нет, - обрадовавшись моим вопросам, снова заговорил техник, - мачта закреплена непосредственно на роторе. Прямой привод. А сам движок – это еще два этажа вниз, под землю. Вот морока была, когда его монтировали!

- Могу себе представить…

Медик распахнул гермодверь кабины, и сделал приглашающий жест. Я двинулся вперед. Кабина показалась мне ужасающе маленькой, почти детской. Внутри был жесткий ложемент-кресло, похожий на металлическую ванночку.  Сопровождающие помогли мне занять правильную позу, подключили все разъемы на костюме. Потом врач показал большой палец, и вопросительно указал на люк. Я кивнул, и показал большой палец в ответ.

Крышка люка опустилась. Изнутри она показалась мне удивительно массивной, как у батискафа. Я обнаружил, что едва могу шевелить конечностями, настолько плотно прилегал костюм к стенкам испытательной камеры. «Тесно, как в гробу», - совершенно ни к месту подумал я.

- Тут жарковато, - сказал я, - можно как-то вентиляцию наладить? – мой голос звучал как-то жалко, и совсем не убедительно.

«А что, если эту дверь заклинит? - меня донимали непрошенные мысли, - меня смогут выпилить отсюда? А если нет? Вон, дверь вплотную к ногам прилегает…»

Усилием воли, я заставил себя не думать.

«Старт через тридцать секунд, - раздался в шлемофоне механический голос; я даже не смог определить, кто именно говорит, - кислородная система, и система охлаждения заработают на старте. Начинаю обратный отсчет. Двадцать… девятнадцать… восемнадцать…»

«Значит, сейчас кислород не поступает?» - я почувствовал, как сердце зачастило, и стало тяжело дышать. «А что, если дыхательная система не заработает? А центрифугу остановить не успеют? Я же задохнусь!»

Не обращая внимание на отсчет, я попробовал слегка пошевелиться, просто чтобы убедиться, что по-прежнему контролирую свое тело. Но тут послышался низкий гул, проникающий вглубь, до самых костей. Меня ощутимо вдавило в кресло.

Почему-то включение машины меня успокоило. Да, перегрузки росли, да на грудь давило все сильнее – но это как раз и значило, что все идет нормально, так, как надо.

- Два же, - раздалось в шлемофоне, - Григорий, как себя чувствуете?

- Нормально, - ответил я, стараясь, чтобы голос звучал солиднее, - терпимо вполне.

- Идем до трех, и для первого прогона будет достаточно, - продолжал голос, - если будут изменения в состоянии – сообщайте.

- Принял, - ответил я, и попытался рефлекторно кивнуть; это у меня не очень получилось – не только из-за тяжести, очень мешала накладка системы связи.

На трех же приходилось прилагать заметные усилия, чтобы вдохнуть. Но чувствовал я себя вполне нормально. Даже в глазах не темнело – хотя меня предупреждали о таком эффекте.

По ощущениям, это продолжалось всего пару минут (хотя на самом деле четверть часа, это я потом уточнил), я даже толком не успел устать от одной и той же позы. На помосте в сопровождении врачей и техников меня встречала Катя. Вид у нее был довольно взволнованный, и она не особенно это скрывала. Увидев меня, она с явным облегчением улыбнулась.

- Ну все, переодевайтесь – на сегодня мы закончили. Дальнейшую программу скорректируем после анализа данных телеметрии, - сказал руководитель центра подготовки, седой крепкий мужик, ростом под метр девяносто, - от себя добавлю: держались вы молодцом. Мы ожидали худших результатов. Возможно, из вас действительно получится приличный космонавт.

- Спасибо, - кивнул в ответ я и, недоуменно посмотрев на Катю, отправился в раздевалку.

Она встретила меня в холле. Мы молча направились в сторону жилого корпуса. Разумеется, без сопровождающих.

- Так, что это было? – первым спросил я, когда, по моим прикидкам, мы отошли на достаточное расстояние.

- Тюрвинг с тобой? – вместо ответа, спросила Катя. Я хотел в ответ огрызнуться, но она произнесла это таким тоном, что я не стал.

- Естественно, - кивнул я, - как договаривались, я даже в туалет с ним хожу. Могу сказать еще раз спасибо ребятам, которые набедренную кобуру соорудили. Дико удобная штука.

- И в центрифуге он тоже с тобой был?

- Ты меня за идиота держишь? – все-же вспылил я.

- Извини, - спокойно ответила Катя, - но я должна быть совершенно уверена.

- Он все время со мной. Я понимаю ставки. И я хочу жить.

- Гриша, ты в очередной раз молодец, - из ее голоса вдруг ушло напряжение, и она снова мне улыбнулась, - сегодня был очень, очень важный день.

- Слушай, хватит вокруг да около! Достало уже, вот правда. Что случилось-то? Думаю, после твоего визита весь мой сегодняшний день будут по секундам анализировать, гадая, в чем дело!

- Помнишь, ты как-то обмолвился, что не очень лифты любишь? – спросила Катя.

- Ну, - кивнул я, - не люблю. И что?

- У нас были основания полагать, что у тебя скрыто развивается клаустрофобия. И это могло выплыть именно сегодня, на испытании. Это само по себе поставило бы под угрозу все договоренности, но даже не это было самое страшное.

Я промолчал, осмысливая сказанное.

- Самое страшное – это твой тюрвинг, - продолжала Катя, - сегодня мне пришлось принести это, - она распахнула полы своего пальто, и продемонстрировала что-то вроде широкого серебристого пояса.

- Что за штуковина? – спросил я, заинтересованно, - не опасно ее здесь показывать?

- Все в курсе, - ответила Катя, - просто так я бы его на территорию не пронесла. Это фризер. Он бы помог спасти нас всех, если бы твой тюрвинг вдруг решил, что тебе грозит смертельная опасность.

- Да с чего бы… - начал я, но Катя перебила.

- Во время настоящего приступа фобии, - сказала она, - человеку кажется, что он на самом деле умирает. Мы не знали, как на это может отреагировать артефакт такой мощности, как твой тюрвинг.