Евгений Прошкин - Магистраль Страница 42

— Так что, в итоге она никого не убьет?

— Убьет, убьет, — заверил Лопатин. — Собственноручно, из именного «кольта».

Олег допил чай и затушил сигарету.

— Вы, Василь Вениаминыч… Вы сами толкаете меня на преступление. Нелогично.

— Прошлое изменить можно, судьбу — нельзя, Шорох. Ты все равно окажешься в диггерах.

— В преступниках, — уточнил Олег. — И много я совершу вторжений?

— Много, — ответил Лопатин без улыбки.

Работы было полно, но после чаепития с Василием Вениаминовичем она казалась дурной и ненужной. Не то чтобы Шорохов разленился — он просто перестал видеть смысл.

Он стартовал в декабре и финишировал в нем же, но двумя днями раньше. Чайник исчез, Лопатин оделся в пальто и передвинулся в сторону, в кабинете появилась Ася и еще один Олег. Пол покрылся пылью, а столы — кипами старых отчетов. Вот их-то Олег и уничтожал на портативном резаке — совал в него лист за листом, при этом еще успевал что-то почитывать.

— Здрась, Василь Вениаминыч! — гаркнул Шорохов, насколько мог бодро. — Привет, Аська. Здорово, Шорох.

Олег приблизился к Лопатину и церемонно пожал ему руку. Начальник был удивлен, но лишь самую малость. Просто не ждал. Ася, в отличие от Василия Вениаминовича, растерялась всерьез, и Шорохов, не преминув этим воспользоваться, чмокнул ее в щечку. Самому себе он кивнул — этого было вполне достаточно.

— Здорово… — оцепенело произнес двойник, опуская в прорезь очередную страницу.

— Василий Вениаминыч, я тут еще часа два проторчу, — сказал Шорохов. — В смысле, он…

— Откуда ты знаешь? Ах да…

— Вот именно. Бумажки и Прелесть порезать может. А мне бы сейчас… то есть ему… сгонять бы кой-куда. Работы, Василь Вениаминыч!.. — страдальчески закончил Шорохов и для выразительности чиркнул себя ладонью по горлу.

Лопатин немного покочевряжился и разрешил. Собственно, Шорохов и не сомневался — ведь так все и было. Двойник, заскучавший на резке бумаги, согласился сразу — оно и понятно: не терпелось человеку в бой. Глаза у него светились неподдельной гордостью и честным желанием служить. Олег даже позавидовал. А кроме гордости, там горела, прямо-таки пылала уверенность, что черное — это черное, а белое — уж точно не синее.

«Ничего, родной, это у тебя ненадолго», — подумал Шорохов.

Прелесть отмалчивалась, лишь вякнула что-то невразумительное про логику. Было бы у Олега свободное время, он бы об этом кое-что рассказал, но сейчас он действительно торопился.

Затем Прелесть предложила Василию Вениаминовичу послать на операцию ее, но эту тему Лопатин закрыл, не обсуждая. И правильно: послать туда Асю Шорохов сам бы не позволил. Гражданка Цыбина, алчущая перемен в жизни, притащится в роддом с двумя помощниками, Музыкантом и Боксером. Подставлять Прелесть под удар, пусть и маловероятный, Олег не собирался.

Двойник тоже что-то пробухтел: мол, не фиг, Ася, оставайся тут. Шорохов исподтишка показал ему большой палец, но тот, кажется, не заметил.

Олег отдал Лопатину мини-диск с ориентировкой, и двойник, едва взглянув на экран, заявил, по-школярски безапелляционно:

— Задача из учебника.

Шорохов его не винил — он и впрямь был еще школяром.

— Ты там далеко? — многозначительно поинтересовался Лопатин.

Олег так же многозначительно потрогал щетину на шее — жест предназначался в основном двойнику, но, кроме Василия Вениаминовича, его никто не расшифровал.

— Помнишь сегодняшний день?

— И весьма подробно, — заверил Шорохов.

— Василий Вениаминович! — подал голос двойник. — Если он знает, что это было, значит, так оно и было. Фактически я уже все сделал.

— Ты мне голову не дури! — строго ответил шеф. — Пока ты не включил свой синхронизатор, ничего еще не сделано, ясно? А помнить можно все что угодно, в том числе и то, чего никогда не было.

Олег прислонился к шкафу и озадаченно посмотрел на мигающую лампу. Двое суток спустя, за чаем, Лопатин скажет ему прямо противоположное. А сейчас вот так: «ничего еще не сделано»… Шорохов не помнил этого разговора в подробностях — тогда он был слишком занят созерцанием самого себя и мыслями о первой операции. И на слова Лопатина он просто не обратил внимания. Ведь черное для него — пока еще черное…

— Главное, не дергайся, — напутствовал Олег. — Все у тебя получится.

Не дожидаясь ответа, он переместился на неделю назад. В кабинете было темно, холодно и сыро. И, насколько он помнил, — грязно. Чтобы не свалить со стола какую-нибудь кипу, Шорохов нащупал кресло и сел.

Вскоре он услышал, как в комнате финишировал кто-то еще. Человек постоял секунду в раздумье, шаркнул ногой и провел по стене ладонью. Ярко вспыхнули плафоны — все, кроме центрального.

— Поговорим? — тихо спросил Олег. Двойник вздрогнул и попятился.

— Ты… ты откуда? — еле вымолвил он.

— Откуда и ты.

Шорохов поднялся и подошел к двойнику — но не слишком близко, чтобы не пугать и не провоцировать на лапанье станнера. Его по-прежнему беспокоило высказывание Лопатина о возможности изменить прошлое. И Олег решил, что один-единственный эксперимент прояснит это лучше, чем сотня пустых разговоров.

— У меня к тебе просьба, — произнес он душевно. — Скоро в моей группе… то есть в твоей… пройдут повторные тесты. Тебе достанется Рыжая. Из нее, между прочим, славный опер получился бы.

— Понятно… Значит, она опять тест завалит.

— По чистому недоразумению. А еще попробуй убедить Лопатина, чтобы тебе поручили Ивана Ивановича.

— Он тоже не сдаст?

— Иванов сдаст. Сейчас мы служим вместе.

С каждой фразой в памяти у Олега проявлялась вторая редакция этого диалога, но чем он закончится, Шорохов наперед не знал. И тем более не догадывался, к чему это все приведет. В мозгу долбило отбойным молотком: «Не так надо! не то говоришь!..», но Олега уже подхватило каким-то потоком — упрямство, помноженное на азарт, — и несло дальше. И останавливаться он не желал.

— Иванов гнидой оказался порядочной. Этот урод к Асеньке все активней подкатывает,… — Шорохов почувствовал, что нашел нужную струнку, и немедленно продолжил: — Он ведь знает, как ты к ней относишься… И я… А прикидывался тюфяком, да? Спортивный интерес у него, понятно? Коллекцию человек собирает…

— Коз-зел! — процедил двойник. — Ну ничего, я ему устрою небо в алмазах. Я его, суку, протестирую!

Он нервно огладил лоб и пошарил по карманам. При нем была только зажигалка, сигареты он выложил. Найдя под бумагами пепельницу, двойник взял со стола кривую потемневшую «Новость» и брезгливо ее помял.