Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3 - Виктор Васильевич Ананишнов Страница 47

Эдвард опять покачал головой.

Со стороны оставленного отряда послышался топот ног, быстро бегущих людей. На ходоков и Эдварда выскочил с десяток стражников. Они обрадовались, что сумели догнать своих, бросились к Эдварду, как к родному, однако при этом с опаской поглядывали на Ивана и его друзей, что стояли в стороне и молчаливо наблюдали за переговорами КЕРГИШЕТА со стражниками, а теперь братание недавних сослуживцев.

– КЕРГИШЕТ, нам здесь делать нечего.

Это сказал Джордан. Он уже давно держался за руку Ивана, подозревая, что тот может внезапно, в случае опасности, уйти в поле ходьбы. Джордану достаточно было одного выстрела, чтобы поостеречься сейчас и за КЕРГИШЕТА, и за себя.

– Что ж, Эдвард, прощай! Прощайте, друзья! Не держите на меня и на нас всех зла. И будьте вместе с Эдвардом. Он вас не предаст.

Иван повернулся спиной к ним и сделал знак ходокам: – «Уходим!»

Заметил Хиркуса в засаде, он подстраховывал их отступление.

Но стражникам было уже не до них. Они жадно слушали Эдварда. И, может быть, только две-три головы повернулись, чтобы посмотреть вслед уходящим.

Что-то надломилось у Ивана внутри.

Всё, всё не так идёт, как думалось!

Зачем, ну зачем, спрашивается, ему надо было сюда приходить, да ещё тянуть за собой других ходоков?

Напель? Да, наверное, Напель.

Ведь именно она, стремление к ней, открыли ему Кап-Тартар и его поле ходьбы, приведшее к истокам Пояса Закрытых Веков. Это она, Напель, заставила его пойти с Уленойком к ущелью, ведущему к долине трёхглазых, и неожиданно встретить её там. И все его броски во времени связывались с её именем и мыслями о ней.

О, Напель…

Однако время шло. Её образ постепенно начинал размываться, на него наложились черты нежной до печали Ил-Лайды и неукротимой Зизмы. Иногда даже всплывали в памяти Лоретта и те милые подружки, что остались там, в его настоящем времени. А Напель являлась в его воспоминаниях всё реже и реже.

Оттого его действия и поступки, якобы, навеянные, Напелью, постепенно превратились в некую навязчивую, теряющую остроту идею. Она превратилась в какой-то символ, достичь которого он стремится, порой, не замечая целесообразности своих влечений к нему.

Вот он, повинуясь своим странным устремлениям, пришёл в этот умирающий мир. Что здесь произойдёт, он уже примерно получил представление из скудного рассказа Первопредка Эламов. Его воспоминание – жалкий кусочек трагедии, разыгравшейся, вернее, которая вот-вот разыграется где-то здесь рядом в скором времени.

Так на что он надеялся, когда стремился сюда? Придёт, проникнет в канал, пробитый во времени Пектой, пройдётся по нему прогулочным шагом и встретит её… Напель?

И что?

Он её встретит… Встретит?

Каков наив!

Как у мальчика несмышлёного, улетающего в мечтах не слишком высоко и далеко. Он-то ведь понимает, что никогда уже не встретит Напель! А и встретит… Что она ему? Вернее, уж если быть честным до конца, то, что он ей?.. Чужая, незнакомая…

А-а!

Но что остаётся делать? Вернуться домой? Что тогда сказать им, рискнувшим вместе с ним войти в этот мир? Мол, ребята, я погорячился. Давайте повернём и – восвояси. Поймут ли они его? Наверное, нет. У них здесь свои интересы. Они за свои длинные жизни насмотрелись всякого, им приелись века и тысячелетия, где люди живут размеренно, умирают от возраста или войн и болезней, но тоже в обычной последовательности. А здесь появилось что-то новенькое, необычное, предполагающее ранее неизведанные ощущения и щекотание нервов. До его Напели им нет никакого дела, и до его чувств к ней – тоже…

Да и поймёт ли он сам себя, повернув назад? Ему здесь тоже есть на что посмотреть и осмыслить, проверить себя и пережить невероятное…

Иван шагал и как забубённый клевал головой в такт каждого, пришедшего в голову, гамлетовского вопроса и ответа на него или аргумента, разъясняющего ему самому суть этого вопроса.

Как это часто бывает в таких случаях, проблема решается самым простым или необычным образом. Можно потом гадать о предсказуемости произошедшего, что заставляет менять решения или отвергать сомнения, однако всё происходит так неожиданно…

Где-то ещё постреливали, звуки доходили глухими, растянутыми от многократного эхо. Становилось теплее, под ногами подтаявшая земля сочилась водой. Ветер задувал со всех сторон, словно искал в лабиринте рухнувших стен выход на свободу.

Ходоки, недавно сосредоточенные и молчаливые, занятые поспешностью уйти как можно дальше от Эдварда и его отряда, вскоре расслабились. Реже стали оглядываться, чтобы удостовериться, не догоняет ли их кто из стражников, чтобы примкнуть к ним, либо, с меньшей вероятностью, но опаснее, чтобы послать им вдогонку очередь из автомата.

Наконец, было нарушено и напряжённое молчание,

Ходоки заговорили все сразу, отвлекли Ивана от мрачных мыслей и тупиковых по своей природе размышлений. Он судорожно вдохнул и выдохнул, ощутил горьковатый привкус гари, кашлянул. Обернулся к ходокам, цепочкой следовавшим за ним по следам. Сбавил темп движения, навязанный им с самого начала.

– Наконец-то! – воскликнул Хиркус. – Я уж думал, так без остановки и будем бежать до самого пресловутого Пекты, который ждёт и никак не дождётся, когда это мы к нему прибежим. Оказывается…

Иван воспользовался моментом.

– А надо ли куда-то бежать? – поставил он вопрос ребром. – Не хватил ли нам местных прелестей, а?

– Ты о чём, КЕРГИШЕТ? – уставился на него Арно, его роста хватало, чтобы поднимать голову и без напряжения смотреть в глаза Ивану. – Ради того сюда и пришли. Что тебе здесь не понравилось? Всё так и должно идти. Наверное. Я вполне доволен, что воочию наблюдаю, как заканчивает своё существование перливый мир. К тому же и участвую в нём.

– Ну, удовольствия здесь на ноготь, – буркнул Джордан. – Другое важно посмотреть, чем и как это всё и вправду закончиться. Чтобы потом не слушать досужих домыслов тех, кто этого не видел, а лишь где-то сам услышал или придумал. А мы будем знать точно, и потом донесём до других…

– О, да! Сумерки богов! – засмеялся Хиркус. – Это так романтично!

Его не поддержали, а Джордан закончил фразу:

– …так сказать, в назидание на будущее.

– Он прав, – высказался Жулдас, угрюмо посматривая на всех из-подо лба. – Но мы расскажем, а кто-то всё опять переврёт, – закончил он с непонятной злостью к тем, кто когда-то перескажет в искажённом виде о его похождениях при кончине неперспективного мира.

Шилема подошла к Ивану почти вплотную, подняла к нему суровое и некрасивое лицо.

– Ты передумал найти вход в канал? – спросила она негромко, но твёрдо. – Почему?

Иван немо посмотрел ей в глаза. Они у неё оказались в крапинку по роговице и слегка бегали из стороны в стороны, словно их раскачивал маятник. В глазах застыла настороженность. Шилема ожидала ответа.

Что ей сказать? Не выворачивать же здесь перед ними свою душу, высказывать сомнения и о постигшем его