Раненые звезды Страница 47

Подумать только. Она всерьез посчитала, что я страдаю острым сперматоксикозом. И поэтому приуныл. А гибель звездолета неведомой цивилизации – это так, мелочь, которую я должен был проглотить на завтрак, не поперхнувшись. С огромным трудом сдерживаемая ярость потихоньку просачивалась наружу в течение всего дня. Я делал рискованные маневры на тренировке в бассейне; пару раз едва не упустил инструмент. Был близок к тому, чтобы нахамить врачихе. Но постепенно, стравливая пар тонкими струйками, я вернулся в нормальное расположение духа. Возможно, это было не так уж и плохо. Ее промах говорит от том, что они совершенно меня не знают, хотя изучили вдоль и поперек мою биографию, и послужной список.

Любое знание – это преимущество. И я, и Катя все-же понимали, почему я на самом деле во всей этой истории до сих пор был пассивным наблюдателем. Моя покладистость гарантировала безопасность единственным близким мне людям, моим родителям. Конечно, вслух это никогда не произносилось, но я совершенно уверен – стоило мне лишь чуть взбрыкнуть – и в ход пошли бы любые средства. Но формально я был свободным человеком, а это состояние, даже фальшивое, дорогого стоило. Я был достаточно умен, чтобы не делать глупостей.

Но чем дальше заходила вся эта история, тем больше гарантий мне хотелось. Телефонная связь – это, конечно, хорошо. Но при возможностях современной аппаратуры подделать голос – не проблема. К тому же, мне совершенно не понравился ее выпад насчет генетического теста. Этот скользкий разговор о том, что я будто бы приемный ребенок мог означать осторожную подводку к тому, что, на самом деле, мои родители погибли.

Как бы то ни было, у нее есть время до вечера, чтобы или придумать для меня другую болевую точку, чтобы держать меня в подчинении. Или показать мне живых родителей.

О плохом я старался не думать, но постоянно был начеку, уповая на возможности моего нового союзника – тюрвинга. Но ничего настораживающего не происходило. Занятия как занятия.

А вечером, когда я выходил после очередной лекции по теории поля, Катя встретила меня в холле. Удивительно, но у нее был виноватый вид.

- Гриш, - начала она, - ты извини за утреннее. Я слишком много на себя взяла. После уничтожения мусорщиков я сама не своя. Все-таки первая инопланетная цивилизация, с которой был реальный шанс установить контакт… и я попыталась! Ты же помнишь? Первый из нападавших был готов к сотрудничеству. Не мы сделали такой выбор.

- Откуда вылетаем? – вместо ответа, спокойно спросил я.

- Из Чкаловского, конечно, - Катя спокойно пожала плечами, - какой смысл переться куда-то дальше.

Я слегка улыбнулся, и выдохнул. Только в тот момент я понял, в каком напряжении я провел весь день. Ее поведение говорит о том, что, возможно, мои родители действительно живы. Хотя расслабляться, конечно же, было рано.

- И куда летим? – спросил я.

- В Сочи, конечно, - улыбнулась в ответ Катя, - знаю, по телефону запрещено говорить о местоположении, но я думала, ты давно догадался.

Катя раскошелилась на какой-то крутой бизнес-джет. Честно говоря, не очень разбираюсь в моделях, как-то даже теоретически предположить не мог, что меня когда-нибудь занесет в область деловой авиации. Бизнес-класс куда-нибудь в Эмираты был пределом моих мечтаний.

Мы полетели вместе. На борту нас накормили ужином – несколько смен каких-то блюд микроскопического размера. Было крайне сложно определить, из чего они приготовлены – хотя не сомневаюсь, что ужин этот стоил целое состояние. Пара стюардесс обладала каким-то волшебным даром исчезать сразу после того, как стол был накрыт, и появляться, едва я успел сделать последний глоток чая.

За ужином мы молчали, резонно полагая, что салон джета, даже многократно проверенный, не может быть безопасным местом для откровенных бесед.

Непосредственно перед посадкой немного потрясло; в Сочи было сыро и пасмурно. Совсем как у нас поздней осенью. Хотя море… да, близость моря все меняла. В воздухе пахло свежестью и обещанием скорой весны.

Родителей поселили на охраняемой территории, в одном из коттеджей «Имеретинского», апарт-отеля, оставшегося после олимпийских игр четырнадцатого года. Катя подкинула меня до подъезда. Машина – новенький «Мерс» эс-класса – ждал нас с бесконтактным ключом на сиденье водителя прямо на парковке.

- Вылет рано утром, в шесть, - сказала она, не вылезая из-за руля, - занятия начнутся в десять. Мы попросили на час сместить программу, и нам пошли навстречу.

Катя кивнула мне и улыбнулась. Я захлопнул дверцу, и, не оглядываясь, направился к двери, на которую она указала.

Вот и момент истины. Или прямо сейчас меня попытаются ликвидировать, или я, наконец, увижу родителей.

Я не стал звонить или стучать, а просто надавил на ручку, и толкнул дверь. Она оказалась не заперта. Вполне в духе мамы и папы.

Удивительно, но уже с порога я почувствовал, что тут пахнет домом. Мама готовила. Какая-то выпечка – пирожки, или ватрушки. Я сглотнул слюну: еда, которую предложили в самолете, конечно, была очень вкусной, но совершенно не насыщала.

Я разулся, скинул парку и толстовку. Потом ступил на толстый ковер в коридоре за прихожей.

Мама, улыбаясь, что-то рассказывала отцу, хлопоча возле духового шкафа. Тот кивал в такт, и улыбался в ответ. Потом мама обернулась к дверному проему. Увидела меня. Застыла, широко открыв глаза. Выронила перчатку-прихват, и молча побежала ко мне, пытаясь сдержать льющиеся сплошным потоком слезы.

Мы долго говорили на веранде, возле газовой горелки-обогревателя, закутавшись в плед. Пили чай, закусывали мамиными пирожками с яблочным повидлом.

Удивительно, но им рассказали почти все. Они знали и про мои особые способности, и про челнок, и про предстоящую миссию. Это было неожиданно. И, что уж там – приятно. По телефону мы такие вещи, конечно же, не обсуждали, и я был готов к долгому разговору, который не понадобился. Я даже начал сомневаться в своих подозрениях относительно Кати и ее организации. Разве так будут поступать те, кто принципиально не желает играть в открытую?