Кирилл Юрченко - Люди в сером 3: Головоломки Страница 48

Сорокин издал какие-то странные звуки. Павлюков так и не понял, то ли он рассмеялся, то ли просто прокашлялся.

— Что вам ответить на это, дорогой профессор? — сказал он, наконец. — Я мог бы, конечно, слегка полукавить, тем более, что на ваши вопросы можно легко найти простые и правдоподобные ответы. Но это будет очень похоже на обман. Вы же хотите узнать правду, не так ли?

— Разумеется, — пожал плечами Павлюков. — Как я понимаю, назревают какие-то важные международные события, и все, что мы здесь делаем, нужно для того, чтобы заткнуть лживые рты западным клеветникам и их многочисленным подпевалам. Мы привезем останки в Москву, их торжественно захоронят где-нибудь на Новодевичьем или даже, может быть, у кремлевской стены, и тем самым Советский Союз снова докажет свою целеустремленность и твердость в борьбе за дело мира во всем мире.

— Ну, если вы все так хорошо знаете, зачем тогда спрашиваете? — Павлюкову показалось, что в голосе начальника экспедиции промелькнула скрытая усмешка.

— Я говорю с вами откровенно, как коммунист с коммунистом, — сказал Павлюков. — Все сказанное — лишь мои догадки. Я не знаю, прав я или нет, а если прав, то насколько…

— И вы не можете подождать несколько дней, когда все выясниться само собой? — перебил его Сорокин.

— Если бы все было так просто, — вздохнул Павлюков. — Есть несколько фактов, не вписывающихся в мою схему.

— Например? — с любопытством спросил Сорокин.

— Например, почему в экспедицию пригласили именно меня и Германа Ивановича, — сказал Павлюков.

— Потому что вы отличный специалист, Николай Андреевич. Вы и ваш заместитель. Ваш отдел считается лучшим в Институте. Он пять последних лет держит первое место в соц. Соревновании и получает переходящий красный вымпел. Такой ответ вас устроит?

— Вы сами понимаете, что нет, — мотнул головой Павлюков. — Будь я хоть трижды лучшим специалистом, все равно я специалист в совершенно другой области. С вашей стороны было бы логичнее пригласить кого-нибудь из Института Революции. В отличие от меня, они в теме и могли бы принести больше пользы. Если же вам были нужны специалисты по раскопкам, то это прямой путь к археологам. При чем тут мы со Штерном? Или… — Павлюкову внезапно пришла в голову неожиданная мысль, — или тут дело в ином. Не в том ли, что наш Институт поддерживает тесные связи с Институтом Изучения Владимира Ильича Ленина? Вы что же… Уж не решили ли вы мумифицировать императора?

— Я ничего не решаю, — сухо сказал Сорокин. — Решают там, наверху. Я всего лишь исполнитель.

— Но должны же вы понимать, что из этой затеи ничего не выйдет, — повысил голос Павлюков. — Тела не просто погребли. Их предварительно полили кислотой. Не осталось ничего, кроме фрагментов костей. Там просто нечего мумифицировать…

— Николай Андреевич, — сказал, не обращая внимания на его крик, Сорокин, — давайте прекратим пока этот разговор. Вы все узнаете в свое время. Сейчас я могу лишь сказать, что в своем предположении вы как никогда далеки от истины, и что вы с помощником, нужны нам именно как специалисты в своей области. А раскопки, это так, побочное и вторичное.

— Какую именно область вы имеете в виду, — непонимающе поглядел на него Павлюков. — Где мы и где Тибет?

— Николай Андреевич, — сказал Сорокин, — мне прекрасно известно, что вы не просто специалист по Тибету. Вы специализируетесь на древней тибетской медицине и магии…

Машина не пришла ни к десяти, ни к одиннадцати утра. Сорокин стал мрачным и дерганным, и в полдвенадцатого дня объявил, что ждет еще час, потом кому-нибудь придется пойти в город пешком, чтобы узнать причины такой задержки.

Дождь, неумолчно шелестевший по палатке, не усиливался, но и не прекращался совсем, а был все такой же мелкий, въедливый, надоевший.

В полдень сквозь его мерный стук прорвалось далекое урчание машины. Переваливаясь на раскисшей дороге, их фургончик выехал на поляну. Но в машине был только хмурый водитель. Отдуваясь после трудной дороги, он объявил, что Екатерина Семеновна задерживается и приедет с результатами лишь завтра утром. Сорокин стал мрачнее серой погоды на улице, но, прочитав переданное водителем письмо, слегка успокоился.

— За работу, — объявил он, когда отправил машину обратно в город, не дав водителю даже отдохнуть. — Сегодня к вечеру нужно откопать все, что найдем. Скорее всего, мы на верном пути. За работу, товарищи.

В шурфе провозились до самого вечера. Заканчивали уже по темну, при свете фонарей. Нашли шестьдесят шесть больших и малых фрагментов костей и черепов, при этом ни одной целой косточки не обнаружилось. Видимо, действительно, тела обработали кислотой, а только потом закопали. Их разложили за палаткой на большом куске брезента и сверху прикрыли еще одним. Павлюков порывался отмыть находки от земли, но Сорокин строжайше запретил. Более того, он собственноручно собрал со дна шурфа две трехлитровые банки земли и тщательно закрыл их плотными крышками. Павлюков понятия не имел, для чего это нужно, но спрашивать ничего не стал, помятуя утренний разговор. Да и вообще, он умаялся за день настолько, что хотел лишь залечь в спальник, и чтобы его никто не тревожил.

Но несмотря на усталость, спал он плохо, часто просыпался, и все ему казалось, что кто-то бродит вокруг палатки.

Наутро Сорокин отменил завтрак, сказав, что позавтракают, а заодно пообедают уже в городе. Быстро попили чай со сгущенкой и стали собирать вещи и снимать палатки.

Наперекор прогнозам, дождик за ночь прекратился, хотя небо все еще хмурилось. Над поляной низко неслись рваные серые облака, похожие на большие клочья тумана. А может, это и был туман.

Когда было собрано и упаковано все, даже посуда, так что чаю было уже не попить, Сорокин удовлетворенно вздохнул и сказал:

— Ну, здесь у нас все. Спасибо этому дому… А теперь нас ждет увлекательное путешествие.

— В Москву! — догадался Штерн.

— Да нет, — качнул головой Сорокин. — В Свердловске нас ждет самолет, который действительно полетит в Москву, но там мы будем лишь транзитом, с борта на борт. Успеваем только-только, но все же успеваем. А теперь, товарищи, держите ваши новые паспорта и торопитесь привыкнуть к вашим новым именам. — И Сорокин протянул Павлюкову и Штерну новенькие, в пластиковых корочках, заграничные паспорта.

Павлюков надел очки, раскрыл свой и едва сдержал возглас изумления.

— Что это такое? — спросил он.

— Ваши документы, Викентий Арнольдович, — усмехнулся Сорокин. — Простите, но какое-то время вам придется побыть другими людьми. Сейчас никаких вопросов, — он протестующе поднял руку. — Я все объясню вам, когда мы прибудем к месту назначения.