Александру Громов - Тайна утренней зари Страница 5

Лицо Павла покраснело от волнения. Зеленые глаза старого инженера глядели из-за толстых стекол скорее с сожалением, чем доброжелательно. На лбу Силантьева вдоль бровей собрались три глубокие складки, в голосе снова слышались иронические нотки:

— Вот тебе и раз! Ни дать ни взять — Христофор Колумб с берегов Куйбышевского моря! Молодой, но уже выдающийся научный работник Павел Летягин задумал произвести революцию в мировой науке, изобрести некий идеальный сплав. Так, что ли? Многие бегали по этой дорожке, дорогой мой. И, как тебе известно, без особой пользы. Но вот в том, что касается системы охлаждения, мы можем сказать нечто совершенно другое. Однако, я вижу, ты совсем загрустил?

Всеволод Александрович взглянул па Летягина и вдруг резко изменил тон.

— Ты, мой друг, устал. И, надо думать, проголодался. Так ведь? В таком случае у меня предложение: пойдем перекусим.

На сей раз Павел не стал перечить своему начальнику. Он с готовностью вытащил из кармана коробочку с разноцветными таблетками. Но Силантьев, увидев их, протестующе замахал руками:

— Нет, нет! Таблетки профессора Гурова может быть и впрямь способны заменить целый банкет, но я предпочитаю скромный завтрак из нескольких блюд, приготовленных на автоплите. На этот раз тебе придется отказаться от привычного стола.

И Силантьев быстрой походкой подошел к электропечке, находящейся в углу комнаты. В это время она служит холодильником, — чтобы произвести подобную метаморфозу, потребовалось лишь изменить направление тока. Приоткрыв эмалированную дверцу, Всеволод Александрович вынул несколько фруктов диковинной формы и цвета, — они походили на еловую шишку, но имели желтый цвет.

— Полюбуйтесь на новую выдумку агрономов. Гибрид ананаса с бананом. Весьма приятная штука и уже наверняка вкусней любых таблеток. А главное — они отлично помогают устранить горечь ожиданий и сомнений.

На этот раз Всеволод Александрович читает в глазах юноши упрек и ласково добавляет:

— Самое главное, Павлик, не портить попусту себе крови. Верь старым волкам, вроде меня. Как говорили в старину: начало мудрости в вере в своего учителя.

6

Четверо суток. Как медленно тянется время, сколько надежд и сомнений приносит каждый новый час! На опытном стенде скорость выбрасывания газов из дюз возросла постепенно до 50.000 километров в час. По мере нагревания газов охладительной смеси становилось все труднее поддерживать температуру мотора вдали от критического максимума. На пульте управления, откуда кибернетическое устройство автоматически руководит опытом, критический максимум обозначен ярко-красной точкой на циферблате температуры дюз. Все ближе и ближе подходит к этой точке указательная стрелка. И вот теперь, когда приближаются последние минуты и опыт должен уже вот-вот закончиться, между стрелкой и точкой остается всего лишь несколько мелких делений.

Возле пульта управления собрался почти весь персонал института. Для конструкторов и лаборантов, для литейщиков и оператора Самойленко из механической мастерской, и даже для старого швейцара Потапыча, сегодняшнее испытание мотора — это нечто значительно большее, нежели новое достижение техники. И все с невольной тревогой следят за стрелкой на желтом эмалевом циферблате: передвинется она или не передвинется через те несколько тоненьких линеечек, что отделяют ее пока что от ярко-красной точки. Если передвинется — начнется деформация дюз мотора…

Деформация! Зловеще звучит это слово для конструкторов мотора. Где-то за многие тысячи километров ракета пересекает космическое пространство. Внезапно ее дюзы, изготовленные из высокостойкого сплава, начинают размягчаться, превращаясь в тестообразную массу. Достаточно ракете сделать самый легкий поворот, и огненные руки сказочного великана скрутят дюзы. В несколько мгновений они превратятся в раскаленные добела подковы, а ракета завихрится огненным волчком и навсегда растворится в безграничной бездне.

Именно такие мысли читал Всеволод Александрович Силантьев на лице окружающих его людей. И читая их, мысленно усмехнулся, не бойтесь, уважаемые! Силантьев мог ошибиться в приятелях, в жене, но в системе охлаждения… Нет, здесь ошибки не будет!

— Все! Время, назначенное для испытания мотора, истекло — произнес директор института. — Опыт можно считать оконченным. Остановите мотор, Всеволод Александрович.

Взоры присутствующих обратились к Силантьеву. Значит, не напрасными были бессонные ночи, подслащенные лишь разноцветными таблетками профессора Гурова, значит, развеялись сомнения, оправдались бесконечные расчеты и анализы… На этот раз великан с огненными руками просчитался! Но почему так холодно и безразлично лицо Силантьева? Ведь эта победа принадлежит прежде всего ему. Почему он медлит выполнить распоряжение директора?

— Прежде всего, уважаемый Федор Степанович, мне кажется, что вы несколько поторопились. До четырнадцати часов еще остается полторы минуты.

Голос Силантьева подчеркнуто спокоен. Всеволод Александрович медленно и старательно выговаривает каждое слово, как бы взвешивая его на ладони.

— Кроме того, по последним расчетам, сделанным мною совместно с моим молодым коллегой Павлом Сергеевичем Летягиным, мотор может работать в условиях того же режима не 96, а все 98 и даже 100 часов. Я прошу продлить опыт, Федор Степанович.

На бледном, утомленном лице директора отражаются два чувства: недоумение и восхищение.

— Если так… — разводит руками директор.

— Это авантюра! — хочет закричать Павел Летягин, задыхаясь от волнения. Но холодный взгляд Силантьева останавливает его.

Нет, Павел решительно не в силах понять, откуда у его учителя такая уверенность, такое хладнокровие. Не нашел ли он в последний момент добавочного доказательства, какого-либо нового факта, могущего повлиять на результаты испытания? В конце концов, какую цену имеют все предположения и предложения Павла Летягина в сравнении с многолетней практикой Всеволода Александровича! Взять хотя бы сегодняшнюю победу, которую старший конструктор так щедро разделяет со своим молодым коллегой…

Павел чувствует, как сами по себе разжимаются его кулаки; невольный вздох облегчения вырывается из груди юноши. Он готов уже устыдиться своего минутного сомнения и делает шаг назад, к холодной панели стены. Но расчет… расчет, который ясно показывает, что через 98 часов работы дюзы перенакаляются, деформируются и мотор выходит из строя! Как быть с расчетом? Язык цифр точен и неумолим. И все же, сколько раз практика начисто опрокидывала точнейшие расчеты!…