Александр Мирер - Будет хороший день! Страница 5

— Поделом вору и мука, — проворчала Алена из-под чехлов.

— Э-хе-хе, — сказал Андрей. — Ничуть не бывало. Если бы не это, они бы напали еще раньше.

— Ты бредишь, хе-хе…

— Ладно, — сказал Андрей, — слушай. Я дал приличный лучик. Бедняга Клуб ничего не понял. Он временно прекратил полеты, пока я не выключил звук. Но к тому времени диск уже занял новую позицию. Он висел слева сзади, а перед этим раза три обошел меня кругом.

— Обошел кругом?

— Три раза, понимаешь? Он присматривался: где их любимый синий контейнер?

Алена полезла из палатки, даже не одевшись как следует. Андрей сидел в мешке и смотрел трезвыми глазами. Не бредит…

— Завтра повторим опыт вместе. Но это не все еще. — Он даже улыбался.

— Погоди, Андрей. Есть у тебя уверенность, что мы ни разу не ходили без контейнера? И вообще, ты проснулся или нет?

— Да я уже здоров… Послушай. Пока мы ходили с контейнерами, которые они видели в работе один-единственный раз, атак не было. — Андрей выдержал эффектную паузу. — Это тебе не условные рефлексы, это разум. Рефлекс не вырабатывается с одного раза.

— Спешишь, — сказала Аленка.

— Повторим. Сама увидишь. Только вода мне не нравится. А как ты думаешь, почему же они улетели?

— Я вот и думаю: почему бы. Неужели все-таки из-за контейнера?

— И даже более того, — сказал Андрей. — Слушайте меня все. Я был ровно в трехстах метрах от Клуба по прямой. Сколько времени ультразвук идет туда и обратно? Отвечаю: две секунды. Так вот. Крылатые улетели через три секунды, после того как ты подняла контейнер. По секундомеру. Лишняя секунда ушла на промежуточные преобразования сигнала, их было восемь. Увидеть, передать доклад, получить, выдать команду, получить ответ и три исполнительных действия. Восемь операций в течение секунды. Убедительно?

— Молодец, — сказала Аленка. — Ты ужасный молодец!

— Угу. Все это сделал я. А что ты услышала?

— Ровным счетом ничего. Ни-че-го-шень-ки.

— Понятно, — сказал Андрей. — С этого момента слышимость стала отличной, да?

— Я не люблю, когда ты распускаешься. Кандидат наук, а ругается, как…

— Доктор наук, — быстро сказал Андрей. — Аленка засмеялась, и Андрей в том же темпе спросил: — Сначала ты ничего не слышала. Когда ты начала слышать?

— Смотри сам.

Она подняла дневник с очага — листочка нержавеющий стали, привинченного к мосткам. Дневник валялся там, где она его бросила, когда ринулась к Андрею. «Черт. Надо было взять контейнер», — прочел Андрей.

— То есть за считанные секунды до начала атаки появилась слышимость… Почему?

— Не знаю, — сказала Аленка.

— Ты веришь в интуицию? Веришь. Я тоже верю. Я сегодня сочинил сто гипотез про дальнослышанье и чую — все они ложные. Ох, беда мне… — Он рывком повернулся на бок. — И еще. Пора переходить к острым опытам. Будем провоцировать атаки. И я имею мистическое убеждение: этот самый эффект дальнослышанья мы объясним последним, а может быть, никогда не объясним.

Андрей вздохнул и закрыл глаза. Аленка крутила на пальце свою любимую игрушку — большой пистолет Зауэра.

— Ты бы положила пистолет… — не открывая глаз, сказал Андрей.

— Положила уже. Ты знаешь, Андрей, мне странно. Даже низший разум, зачаточный — все равно. Зачем ему нападать, если мы не приносим вреда?

— Почему низший? Дай бог какой… — сонно сказал Андрей.

— Ладно. Ты поспи, мудрец. Пожалуй, я тебя прощу. В будущем, уже недалеком.

— Легко нам все дается, Аленушка. Чересчур легко… Не люблю я… легкости.

— Ты спи, — сказала Аленка. — Ты совсем одурел в этих джунглях. Спи.

— Сплю…

Теперь он заснул так крепко, что Алена волоком затащила его в палатку, и он спал весь день — свой день победы — и проснулся только следующим утром.

III

Утро. Еще один рассвет, а за ним еще один день. С утра невыносимо парит. Наверно, днем будет гроза. Ковбойки мокрые, по палатке бегут капли — влажность девяносто пять, температура тридцать. С утра. И солнце еще не вышло из-за леса.

Очень жарко и душно, и тяжко на сердце, как всегда в такие дни.

Андрей, распухший, как резиновая подушка, пьет кофе и пишет план опытов на сегодняшний день. Он страшно, возбужден, и у него токсическая лихорадка после укусов. Завтракать не хочет. Попугай Володя сидит на перилах и смотрит на стол то одним, то другим глазом — клянчит. Время от времени он произносит: «Сахаррррок».

Крокодилов не видно.

Так начинался самый важный, решительный день. Среди глухих джунглей, в затопленных лесах — трипанозомных, малярийных и бог еще знает каких.

Аленка думала обо всем этом и крутила свою утреннюю карусель. Завтрак, посуда, снаряжение. Сверх этого она нашла чехлы для контейнеров, ярко-оранжевые, как переспелые апельсины: прижгла Андрею укусанные места — двадцать восемь укусов. Потом забралась в палатку и записала в дневнике: «Очень вялое самочувствие, неровный пульс. Испытываю тревожные опасения. Когда пытаюсь их сформулировать, получается, что О. создают какое-то биополе, враждебное мне и вызывающее тяжелое настроение».

— И все, — бормотала Аленка, пряча дневник на самое дно ящика. — И конечно. Теперь ни пуха ни пера.

В самом деле, ей стало легче, когда она влезла в комбинезон и выставила на солнце термобатареи. Вентилятор гнал по мокрому телу прохладный воздух, и с непривычки было зябко, пошла гусиная кожа. Андрей с кряхтением шагал по тропе, диск жужжал над головой, и ей стало спокойно и уютно.

— Сейчас начнут, — сказал Андрей. — Давай пока проверку слуха.

Они включили магнитофончики, и Андрей принялся шепотом наговаривать цифры. Алена повторяла то, что слышала, — группа в шесть знаков, интервал, еще шесть, интервал. Цифры Андрей заранее выписал на бумажку из таблиц случайных чисел. После каждых пяти групп дистанция увеличивалась, и Алена отмечала на записи: «Пятнадцать метров, слышимость лучше». Действительно, с расстоянием становилось слышно не хуже, а лучше. На дистанции тридцать метров Алена четко-четко слышала комариный голос с подвыванием: ноль-ноль-девять-четыре…

И внезапно муравьи начали второй опыт.

Атака.

Крылатые обрушились на шлем из-за спины, совершенно неожиданно, и сразу закрыли сплошь все забрало. Аленка вслепую сдернула чехол с контейнера, включила секундомер и замерла, глядя на стекло. Противно заныли виски — стекло кишело муравьями у самых зрачков.

…Пунцовая каша на забрале — кривые челюсти скользят, срываются, щелкают, как кусачки, и кольчатые брюшки изогнуты, и жала юлят черными стрелочками.