Андрей Попов - Сломанная вселенная Страница 5

Суелим метнул в ответ ядовитый взгляд, встал из-за стола и куда-то исчез.

– Ну вот, опять обиделся! И чего я такого сказал? — Милеус подошел вплотную к зеркалу, тщательно заглядывая во все его уголки.

Но отражения не было.

– Ничего, он скоро вернется.

Тем временем Максим принялся изучать внутренность хижины. Ее экстравагантный гарнитур красноречивее слов говорил о своем хозяине. Прежде всего в глаза всюду бросались пестрые цвета: символ бурной жизни, разнообразия и непредсказуемости. На коврах было вышито множество непонятных фигур — то ли какие-то замки с башнями, то ли причудливые звери, а может, просто эксцентричная фантазия художника-сюрреалиста. Немного криво висела огромная картина, на которой Максим узнал некое подобие Центра Мироздания. Оси координат, правда кривые и небрежно очерченные подобно, кустарнику росли из земли. Художник, видимо, был даже не в силах сосчитать до шести, так как нарисованное солнце имело всего четыре заостренных конца и больше походило на какой-то огненный крест. Среди зелени чья-то неряшливая рука написала некоторые математические формулы, ни одна из которых не была верна. Ну, например, синус квадрат Х плюс косинус квадрат Х равняется минус бесконечности. Или корень квадратный из восемнадцати по мнению местного гения есть ровно единица. А вот это как вам: 2 + 4 + 16 + 256 = 3. Бред, да и только. Милеус объяснил, что эту картину ему подарил некий Ломартин, причем, написал он ее, когда находился в долине Абсурда. Особо взор привлекли настенные часы. На них была всего одна стрелка, а вместо привычного для нас циферблата с цифрами от 1 до 12, круглый диск был разделен на сектора, раскрашенные в разный цвет. На одном секторе (оранжевом) было написано «утро», на другом (желтом) — «день», на третьем (почему-то зеленом) — соответственно, «вечер», потом следовал синий сектор — «поздний вечер», но самая оригинальная надпись была на последнем, черном секторе, — «конец света».

Над зеркалом виднелось еще одно странное полотно, почти полностью черное, с некими проблесками чего-то невнятного. И, если бы Милеус не сказал, что это его собственное фото неудавшегося фотографа, Максим бы до этого никогда не додумался. Вот диван… да, был настоящим шедевром! Его спинка и подлокотники, сделанные из красного дерева, имели настолько красивую и изогнутую форму, да так богато украшены резьбой, что Максим в восхищении подумал: «на таком диване и помереть — удовольствие». Милеус называл его «диван мечтаний».

– Знаешь, — говорил он, — на нем очень хорошо думается. Мысли так и лезут в голову, одна интересней другой. Я часто на нем лежу просто, чтобы помечтать.

Гость хижины слегка ухмыльнулся, представив себе как «умные мысли», расталкивая друг друга, пытаются роем залезть в голову его собеседника, но лишь только туда попадают, тут же в ужасе вылетают наружу и ищут себе другую голову, в которой показатель интеллекта зашкаливает хотя бы за одно деление. Да… шутка получилась довольно мрачная, и Максиму от нее даже стало немного стыдно. А добродушный Милеус продолжал:

– Кстати, я разговаривал с Суелимом и посоветовал ему приобрести такой же диван. Он послушался. Вот глянь в зеркало, его диван как две капли воды похож на мой.

– Я тебе верю на слово. Кстати… это не ты случайно вырастил на поляне такие огромные одуванчики. Ты что, их слишком усердно поливал? А может, вы с Суелимом поливаете их по очереди?

– Еще чего не хватало! Поливать их! Злые Одуванчики растут сами по себе. И от их пуха, когда дуют ветра, я довольно натерпелся. Представь себе, вышел как-то, а на поляне пуха, словно снега, по колено. Да он еще умудряется залезть в нос и в уши. Короче, к Злым Одуванчикам лучше не подходить. И вообще — держаться от них подальше.

В какой-то момент Максим понял, что интерес к этой хижине и ее забавному хозяину исчерпан. Дальнейшее пребывание здесь могло обернуться тягостной скукой для обоих. Увы, Милеус действительно оказался никчемным собеседником, от него веяло каким-то детством, незрелой инфантильностью, которая быстро приедалась и становилась назойливой. Снова манил лес, несомненно, полный таившихся в нем загадок и новых впечатлений.

– Ну извини, мне пора! — Максим протянул руку для прощания и увидел, что глаза у его друга затуманены печалью. Его стало немного жаль.

– Ко мне так редко приходят гости… — Милеус опустил голову, его голос стал низким и тугим, соответствуя переменившемуся настроению.

Хотелось напоследок сказать что-нибудь яркое и ободряющее, но видно, вдали от «дивана мечтаний» нужные мысли не лезут в голову. Поэтому Максим произнес банальность:

– Суелиму привет от меня. Пока.

Оказавшись снаружи, он снова вдохнул в себя эти чудесные ароматы, которые для рассудка были как легкий наркотик: на душе сразу становилось легко, буйные цвета и краски, оживленные солнечными лучами, пьянили взор, и вообще… безумно хотелось жить дальше. И желательно, чтобы жизнь эта никогда не заканчивалась. Максим снова увидел огромные одуванчики, и искушение свершить маленькое безумие было столь сильно, что грех было с ним бороться. Он подбежал к гигантскому растению, набрал в грудь побольше воздуха и что есть мочи дунул в его белую шапку… Пух тотчас разлетелся и закружил белоснежным облаком. Злой Одуванчик, мигом облысев, вздрогнул, его стебель скрутился вокруг собственной оси, а листья принялись недовольно трепыхаться.

– Ну, извините, если чем обидел…

Максим пошел прочь, отыскивая свою тропинку, и тут… что-то не очень приятно защекотало в одном ухе. Он обернулся и увидел, что облако пуха следует за ним и пытается ужалить своими пушинками. Одна из них уже успела залететь в раскрытый от удивления рот. Тот, разумеется, сорвался с места и — наутек. Пушинки неслись за ним, словно рой белых пчел. Он пытался маневрировать между деревьями, швырялся в них травой, но белое облако все же настигло проказника, и пушинки принялись щекотать его, облепляли одежду, лезли в ноздри, под рубашку…

– Ну хватит! Хватит! Я понял, что совершил ошибку! Извинение с большой заглавной буквы принимается?

Пушинки продолжали беситься.

– Так и быть! В слове «ИЗВИНИТЕ», каждая буква заглавная! Я еще не перед кем никогда так не извинялся!

Наконец пушинки успокоились, будто беснующийся дух вышел из них и вселился в трепыхающуюся листву деревьев. Максим глянул на себя и подумал, что такое пернатое чудовище надо бы показывать в зоопарке. Он был белый с ног до головы, рубашка и брюки сплошь были залеплены легкими перышками, соскребать которые пришлось, наверное, около часа. Да, на какое-то время эта нелепая житейская пертурбация слегка подпортила настроение, но ненадолго. Снова манил волшебный лес с пахучей листвой и переливами таинственных голосов. Голоса эти напевали лесную рапсодию, под влиянием которой преображался даже самый незаметный кустик. Деревья изредка шевелили множеством своих листьев, словно болтали зелеными языками: хотели что-то сказать… А может, просто-напросто смеялись, когда ветер щекотал их стволы. Деревья чем-то напоминали зеленые кораллы на дне воздушного океана. Да, да… если смотреть на них сверху, с большой высоты.