Александр Рубан - Путник Страница 5

когда творить пытаются таланты.

Они пылают творческим огнём

бездымно и вполне безрезультатно,

а мы их биополе жадно пьём,

нам делается сытно и приятно.

Они, потея, мучась и мечась,

кантуют Слово, как Сизиф свой камень,

а мы, насытясь, в этот самый час

шедевры лепим левыми ногами.

Они бесславно выгорят дотла,

истлеет терпеливая бумага,

а мы свершим великие дела

во славу нашу и себе во благо.

Конечно, мы рискуем головой:

зло истребимо. Но не в полной мере!

Один из нас высасывал Сальери,

пока не выпил кубок роковой.

Другой, об этой драме возвестив,

упал с свинцом в груди и с жаждой мести.

Кто ядом, кто "лепажем", кто бесчестьем -

всяк норовит вампира извести.

За что? За наш дурной, но верный глаз?

За легковесность гениальной строчки?

За то, что травят нас поодиночке,

не в силах ликвидировать как класс?

Разговор книгоиздателей о поэте

(Драматическая рубайка)

Издатель NN:

-- Почитайте старого поэта!

Издатель КК (снимает шляпу, садится за стол, пристраивает рядом издательский портфель):

-- Можно. Чем он осчастливил нас?

Издатель NN:

-- Вот-с! -

(кладёт перед КК папку с рукописью)

Издатель КК (пытается на ощупь определить толщину):

-- Однако... Резв его Пегас!

Издатель NN (выкладывает из папки исписанные листы):

-- Стансы, рубаи, венок сонетов,

семь -- по дням недели -- триолетов,

две баллады, дюжина куплетов,

акростих, либретто для балета

и патриотический романс!..

Будете читать?

Издатель КК:

Прочту сейчас.

(придвигает к себе рукопись, читает).

Издатель NN (нервно курит, ходя из угла в угол, наконец не выдерживает):

-- Ну-с, и что вы скажете на это?

Издатель КК (охотно отрывается от чтения):

-- То, что говорил уже не раз:

Слог неровен, рифма не шикарна...

Издатель NN (горячо подхватывает):

-- Скушно править! Стыдно издавать!

Издатель КК (доставая из портфеля бутылку):

-- Что поделать -- это наша карма:

старого поэта почитать.

(Откупоривают водку, пьют и плачут).

* * *

Покинем свет, а миру -- хоть бы что.

Исчезнет след, а миру -- хоть бы что.

Мы отойдём, а он и был, и будет.

Нас больше нет, а миру -- хоть бы что.

Омар Хайям.

Покину свет -- и мир умрёт со мной.

Исчезнет след -- и мир умрёт со мной.

Я жив -- и мир живёт в моём сознанье.

Умру -- и целый мир умрёт со мной!

Но мне Омар Хайям не возражает:

"Ты прав, -- мне голос говорит его. -

Тот целый мир в могилу забирает,

кто не оставил миру ничего!"

...и обо мне

* * *

Рождённый между львом и раком,

по гороскопу я никто:

мне совестно бросаться в драку

и страшно пятиться потом.

* * *

Меня довольно просто

заставить прыгнуть с моста.

Достаточно сказать:

"Не прыгайте! Нельзя!"

* * *

Что мне ум и смазливая рожа?

Я терзаюсь душой непростой:

не чрезмерно ли я хороший,

и не слишком ли я святой?

Слово птицелова

...Иногда в кошмарах снится,

что единожды живём...

Улетай, моя синица,

вслед за вольным журавлём!

Матерись по-птичьи звонко

из-под белых облаков!

...Далеко ещё ребёнку

до умелых дураков.

* * *

Нет, я умру не на дуэли:

заклятый друг и верный враг

не по злобе меня пристрелит,

а просто так.

* * *

Ведь это чудачество -

искать по ночам

новые качества

милого города

в устало прижмуренных

окнах-очах,

в горящих кошачьих

глазах светофоров.

Ведь это чудачество -

каждою ночью

спешить на свидание

с Томушкой-речкой,

на звёзды смотреть,

чуть рисуясь и молча,

пыхтеть папироской

и думать о вечном.

Полезней, наверно,

засесть за диплом,

чем шляться бесцельно,

беседуя с ветром.

Ведь это чудачество -

ЗВАТЬСЯ поэтом.

Ведь это ребячество -

СЛЫТЬ чудаком.

* * *

Я не люблю просить. Прошу -- так сразу много,

особенно у тех, кто смотрит сверху вниз.

Вселенная! Прошу: не обойдись без Бога.

Пожалуйста, имей хоть маломальский смысл!

* * *

Захочется плакать -- поплачу.

Захочется петь -- спою.

Захочется жить иначе -

сломаю судьбу. Свою.

Живу -- никому не должен,

любого святоши святей,

и встречные судьбы корёжу

в изломах судьбы своей.

* * *

Пошлая фраза: "Я -- поэт!" -

прошлая фаза. Возврата нет.

* * *

Белые вороны

сбились в стаю.

Я меняю цвет и улетаю.

* * *

Я буду жить сейчас и здесь,

не прогибаясь под эпоху.

Меня заботит, что я есть,

а как я выгляжу, мне всё равно.

Сукины сыны

Государственной заботе

о чём бы то ни было (ну, вот

хоть и о культуре) посвящается.

1.

Кому охота быть домашним псом?

Да каждому бродячему охота!

Им снится счастье: человечий дом,

где псу есть место, миска и работа,

где можно из тепла не вылезать

и, догрызая тапочки от скуки,

заглядывать хозяину в глаза,

лизать его заботливые руки:

"Ты добрый. Ты меня от стужи спас.

Ты мудрый. Ты всё делаешь, как надо.

И если ты негромко скажешь: фас! -

придётся честно выполнить команду..."

Тот не сумеет стать домашним псом

и навсегда останется бродячим,

кто жалобно скулит, увидев сон -

кошмарный сон о счастии собачьем.

2.

Купите собаку. Она вам поможет

людей разделить на плохих и хороших.

Увидите сами: когда она рядом,

вам даже и думать о людях не надо!

Собаки хозяев в беде не бросают,

собаки хороших людей не кусают,

поскольку само распознание бяки -

не ваша забота, а вашей собаки.

3.

Если давит на горло ошейник,

не скули, что хозяин -- мошенник,

не рычи: мол, собачья судьба.

Если морде в наморднике тесно -

значит, ты торговался нечестно,

плутовал, продавая себя.

Притворяясь счастливым и гордым,

никого обвинять не спеши,

если, вырыв заначку свободы,

растревожишь культяпку души.

4.

Приветствую тебя, бездомный пёс!

Нам незачем друг друга опасаться.

Наш главный выбор -

"Быть или казаться?" -

мы сделали давненько и всерьёз.

Ну, и куда же нам, свободным, деться

от хамов, независимых на вид?

Нам страшен раб,

имеющий владельца,

и гордый тем, что на цепи сидит.

5. Зависть (как неизбежная антитеза всему вышесказанному)

Восторженно и вкусно плакать.

Любить, как пить: взахлёб, до дна.

И жить, и сдохнуть, как собака -

та, что хозяину верна.