Александр Громов - Мягкая посадка Страница 51

— Уничтожать себе подобных, — ответил я не задумываясь. — Знаем, проходили.

— Вы ошибаетесь, — мягко возразил Бойль, и я заметил, что вид у него усталый и отрешенный. — Основная черта человечества — беспечность. Это свойство превалирует даже над тягой к творчеству или, скажем, к насилию… разумеется, я говорю о человечестве в целом. Беспечность у вас… у нас просто поразительная. Мы легкомысленно рано нарушили естественный порядок вещей. Человечество перестало жить стаями и выиграло во всем, кроме уверенности в завтрашнем дне, забыв о том, что стая с обязательной иерархической структурой — крайне устойчивое и дееспособное образование. Совершенно безразлично, как называется эта стая: военная диктатура, абсолютная монархия или первобытная толпа, которая вовсе не была толпой… До появления конкурирующего вида считалось, что биологически мы доросли по крайней мере до усеченной демократии. Впрочем, это уже предмет экологии структур, по этому вопросу я рекомендовал бы вам обратиться к… Да-да, вы правы. Все время забываю… Это ничего, что я столь дидактичен?

— Даже приятно, — сказал я. — Я уже отвык. Вы продолжайте, продолжайте.

— Что тут продолжать? — Бойль развел руками. — Вы же знаете, как крысы подходят к приманке. Первой ее пробует самая слабая и подчиненная крыса, а остальные сидят и смотрят, что из этого получится. Если крыса издыхает от яда, для стаи эта потеря практически неощутима. Стаю, в отличие от нас, можно уничтожить, только истребив полностью, единственный оставшийся в живых — уже зародыш новой стаи. В человеке извечно борется сознательное стремление к свободе с унаследованным от предков неосознанным желанием жить в стае, охотно подчиняясь ее дисциплине. Неудивительно, что после многих цивилизованных попыток мы смогли противопоставить адаптантам только повстанческие отряды — это ведь тоже стаи, Сергей. Стаи против стай. Беда только в том, что их стаи устойчивее наших, поскольку скрепл… укреплены инстинктом такой силы, о которой мы не имеем ни малейшего понятия. Самое неприятное состоит в том, что любое увеличение свободы отдельной человеческой особи неизбежно ведет к уменьшению запаса прочности цивилизации, и причина этому лежит внутри нас. Нам еще миллион лет не удастся избавиться от этого естественным путем. Избавиться — значит поумнеть, а умнеем мы туго. Конечно, можно было бы попытаться искусственно взрастить совершенно иное человечество, свободное от наших врожденных недостатков, технически это уже достижимо, — но зачем нам такое человечество, в котором не будет нас? Возможно, мы просто обречены как вид. Поразительно, что люди только-только начинают это осознавать — отдельные люди, заметьте это, Сергей. Только отдельные. В своей массе человечество, вероятно, никогда этого не осознает.

— Почему? — только и спросил я.

Он посмотрел на меня с жалостью. Так мог бы смотреть добрый учитель на старательного, но безнадежно тупого ученика.

— Не успеет…

Он меня злил. Я докурил сигарету, поискал глазами, куда бы выщелкнуть окурок, и бросил его под топчан. Бойль сделал вид, что не заметил.

— Допустим, — сказал я. — И чем же все это, по-вашему, кончится?

— Э-э… Вы о людях?

— Нет. В людей вы не верите, это ясно, но это ваше личное дело. Я об адаптантах. Они же без нас вымрут. Или вы так не считаете?

— Трудно утверждать. — На этот раз Бойль улыбнулся. — Может быть, сумеют выжить. Видите ли, абсолютно новый вид не формируется в течение одного поколения. Спросите меня об этом через пять тысяч лет — тогда я, пожалуй, отвечу.

— Спасибо…

Он пожал костлявыми плечами:

— Поверьте, я вовсе не собираюсь… как это… затенять забор? Так корректно сказать по-русски?

— Наводить тень на плетень, — сказал я. — Так корректно.

— Да-да. Благодарен вам.

— Послушайте, — спросил я. — Кто вы такой?

— Э-э… Простите?

— Вы не Бойль, — сказал я хмуро. — Я давно знаю, что вы не Бойль. То есть, возможно, вы и Бойль, но вы не тот, за кого пытаетесь себя выдать. Только не изображайте девственницу, у вас это плохо получается. Неужели вы всерьез полагали, что те, кого это касается, не наведут элементарных справок?

Он посмотрел на меня с каким-то детским удивлением:

— Навели?

— Естественно, — сказал я. — В Академии о вас знать не знали. Чего и следовало ожидать. Впрочем, некий Святослав Меррилл Бойль, как ни странно, в природе существует, но ни к науке вообще, ни к антропологии в частности отношения не имеет. Действительно, предки по материнской линии у него русские, из старых эмигрантов. В духе своего исторического однофамильца постоянно проживает в Кембридже… если еще проживает. Шесть лет назад привлекался к суду по обвинению в уклонении от уплаты налогов, но был оправдан. Уважаемый человек, совладелец магазина по продаже сантехнического оборудования… Вам ведь это известно лучше, чем мне, не так ли?

Он понурился. На всякий случай я придвинул к себе автомат. Перегибать палку сегодня не следовало, теперь я это понимал, но раз начал, приходилось продолжать. От прижатых к стене можно ожидать всякого.

— Знаете, почему я вас не сдал сразу же?

— Нет.

— А вы спросите.

— Почему? — покорно спросил Бойль.

— Потому что все это выглядит невероятно глупо. Первое, что приходит в голову нормальному человеку, когда ему дают ознакомиться с подобной справкой, — махровая дубоцефальная глупость вашей легенды. Наводит на определенные мысли о достоверности, однако источники информации, по-видимому, вполне безупречны. Такая легенда попросту невозможна, однако же вы ею воспользовались. Вы не агент и никогда им не были. Вы по своему складу не можете им быть: вы не понимаете намеков. Вы человек не от мира сего и не ученый в общепринятом смысле этого слова, тем более не ученый такой… карикатурно-устаревшей модификации, каким хотите казаться. У вас нет ни одной печатной работы. Однако вы, безусловно, крупный специалист по адаптантам, вот этого я никак не могу понять. Кто вы такой?

Бойль поднял голову.

— Простите, — мягко сказал он, — вас это интересует профессионально?

— Нет, — ответил я. — Считайте, что это личный интерес.

— Я могу об этом перемолчать?

— Лучше бы вам ответить, — сказал я. — И перестаньте коверкать русский язык, вы же не англичанин. Вы не представляете опасности, я это понял. Но есть люди, которые не любят непонятного.

— А вы любите? — спросил он.

— Терплю. Но мое терпение на исходе. Я надеюсь, вы понимаете, что бывает с людьми, когда у них терпение на исходе?

— Они делают глупости, — сказал Бойль.